ПО ЭТУ СТОРОНУ ПОТОПА

Глава 1. Все реки куда-то текут
Глава 2. Легкий хлеб рационализма
Глава 3. Пилтдаунская наука
Глава 4. Ускользающая мишень [начало] [продолжение] [окончание]
Глава 5. «Повесть о настоящем человеке» [начало] [окончание]
Глава 6. Прыжок в темноту [начало] [окончание]
Глава 7. Вычерпать море [начало] [продолжение] [окончание]
Список используемой литературы
 

ГЛАВА 7. ВЫЧЕРПАТЬ МОРЕ (продолжение)

7.

Палеоантропологическое возражение

В предыдущей, 6 главе «Потопа», мы затрагивали тему Африки в свете проблем раннего эргастерного периода, здесь же сделаем акцент на гипотетической африканской эволюции сапиенсов. Типовой набор доказательств африканского происхождения современного человека на основании ископаемых останков выглядит следующим образом:

• Только на африканском континенте можно в полной мере проследить эволюцию человека как таковую, поскольку ряд обнаруженных ископаемых свидетельств составляет наиболее полную, плавную и непрерывную цепочку от обезьяноподобных предшественников ископаемых гоминид вплоть до современного человека.

• Архаичные формы Homo в плейстоцене были распространены по всему миру – эректусы, гейдельбержцы, неандертальцы и др. (конечно, их предки пришли из Африки) – но только в Африке имеются ископаемые находки непосредственных предков современного человека, переходные формы, содержащие как архаичные, так и прогрессивные черты, и позволяющие наблюдать зарождение Homo sapiens в среднем и конце среднего плейстоцена.

• Приоритет происхождения современного человека принадлежит Африке, поскольку самые ранние свидетельства существования абсолютно современного Homo sapiens обнаружены именно здесь. Аналогичные находки на других континентах всегда моложе африканских.

Итак. Если происхождение Homo sapiens в Африке с помощью генетики «просто» не доказано, а постулировано, то в эво-палеоантропологии, как дисциплине, наиболее отдалённой от методов строгой науки, дела обстоят еще хуже, о чем выше мной было сказано уже неоднократно. Если генетики еще как-то вынуждены соблюдать правила математики («не мы такие, цифры такие»), то тут вертят-крутят исходным материалом в свободном ручном режиме. Я не склонен к теориям заговора, но в разделе по имени эволюционный антропогенез результат появляется не как открытие объективной реальности, а в силу присутствия определенного интереса. Какие бы находки окаменелостей ни были сделаны, все они предвзято интерпретируются только в рамках схемы «из Африки», пусть это порой выглядит как полный бред («люди продвигались из Африки в Австралию берегом моря по мере того, как в конкретном месте кончались пищевые ресурсы моря», «в Африке был дефицит еды, а в Европе паслись тучные стада» и проч.). Когда мы имеем дело с африканскими свидетельствами, следует иметь в виду, что здесь, как в политике или бизнесе, все держится на сиюминутных выгодах и, соответственно, взаимоисключающей стилистике. Например, одна из самых ярких особенностей здесь – презентационная лексика. Поскольку африканские окаменелости не очень впечатляют, а правила требуют держаться заданной линии, то будничные и праздничные заявления эволюционных палеоантропологов полярны. С одной стороны, широкую публику кормят парадными стереотипами, закрепившимися и неизменно повторяемыми уже более полувека:

«Африканское происхождение современного человека надежно обосновано ископаемыми доказательствами (McBrearty & Brooks, 2000).

«Палеоантропологические данные соответствуют теории моноцентризма: древнейшие останки сапиенсов найдены в Эфиопии» (Козинцев, 2009).

«Концепция выхода сапиенса из Африки победила в честной борьбе идей – просто все научные данные указывают на Африку. Например, только в Африке есть полная непрерывная последовательность гоминид от проконсула до сапиенса (Дробышевский, «Анатолий…»).

«Проблема современной палеоантропологии состоит в том, что мы знаем слишком много. …Не совсем ясно, что еще узнавать. До тех пор, пока хоть каких-то «звеньев» действительно недоставало, было интересно. Но сейчас, когда все найдено, даже скучно жить» (Дробышевский, «Все «недостающие…»).

Однако любой отход от декларационного стиля и обращение к конкретным данным обнаруживает у эволюционистов нечто вроде биполярного расстройства, ибо уже звучат вещи прямо противоположные. Африканские ископаемые надежно обосновывают теорию? Последовательность эволюции в Африке «полная и непрерывная»? Знаем так много, что стало скучно жить? Но тот же Дробышевский, заявив, что «все найдено, даже скучно жить», сойдя с парадной трибуны, неожиданно сетует, что ситуация с африканскими находками такова, что мы даже не знаем точно, как выглядели «наши предки» периода выхода из Африки^[7] (Дробышевский, «Вопросы…»).

Здесь заметим, что особенность африканской палеоантропологической коллекции в том, что она гораздо полнее и богаче многих других регионов мира по части ископаемых образцов Homo – но, внимание, только в интервале примерно от двух до одного миллиона лет назад В предыдущей главе мы говорили, что в контексте последовательности событий это соответствует нашему сценарию, когда люди, ушедшие из популяции «А» и претерпевшие морфологическую «архаичную» трансформацию, освоили Африку первой, подтверждением чего служит не только само богатство африканской ископаемой коллекции того периода, но и наличие у самых ранних эргастеров многочисленных остатков сапиентной морфологии.

Действительно, Африка буквально завалена антропо- и археологическими находками в верхнем плейстоцене, но фокус в том, что на этом, условно говоря, раннем и вполне очевидном кредите эволюционисты пытаются ехать всю дорогу и дальше. Богатый находками период 2–1,0 млн. лет назад они используют как аргумент зарождения и эволюции раннего Homo именно в Африке, хотя хронологически сопоставимые находки присутствуют во многих регионах мира.

Однако ранняя африканская картина – это еще не вся картина и не залог знания всей дальнейшей картины. Неприятность в том, что, согласно принятой хронологии, в период примерно от 1,5 млн. лет назад количество находок в Африке резко сокращается, и вскоре они практически полностью исчезают, вновь начав появляться в мизерных количествах от 600 тыс. лет назад до самого гипотетического «великого исхода».

Ожидаемо, что хронологический период от эргастера (2–1,8 млн.) до якобы первого анатомически современного человека (50–40 тыс.) является предметом особого внимания эво-антропологов. Однако фактически полное отсутствие африканских находок в среднем плейстоцене создает большие проблемы для эволюционного антропогенеза, поскольку свидетельствует, что никакой плавной эволюции Homo в Африке не было; напротив, более вероятно, что сама Африка периодически заселялась волнами мигрантов, которые, не имея возможности воссоздать здесь цивилизованные условия и сообщества в прежнем виде, деградировали и вымирали. Локализация самых ранних стоянок говорит о том, что движение по континенту шло по принципу прихода извне через оба известных «коридора», египетский и аравийский, и распространения внутри, когда мигранты проходили весь континент до его южной оконечности, либо «застревали» в его географических тупиках.

Некоторое время назад в одной из статей я назвал период отсутствия ископаемых находок Африки «плейстоценовым разрывом», и Дробышевский, опосредованно узнав об этом определении, возразил, что никакого такого плейстоценового разрыва не существует, что от такого разрыва «никто не страдал» (то есть таковой разрыв не создает африканскому антропогенезу никаких трудностей), и что «переход в Африке от эргастеров к эректусам и от них к гейдельбержцам весьма плавный и красивый» (Дробышевский, «Никакого плейстоценового…»). К этому Дробышевский в качестве примера прилагал перечень довольно мутных находок, имеющих проблемы с сохранностью, сомнительной таксономией и датировками.

Тем не менее, здесь нет ни тени моих фантазий, поскольку рекордно малое количество находок в среднем плейстоцене Африки и неопределенность их датировок есть объективная реальность, о чем один из столпов мировой палеоантропологии Колин Гроувс говорит как о чем-то очевидном и общеизвестном (Гроувс, 1996). Его слова подтверждают не менее авторитетные антропологи Бергер и Хоукс: «Летопись окаменелостей гомининов среднего плейстоцена Африки чрезвычайно скудна» (Berger, Hawks et al., 2017). Никто, конечно, согласно Дробышевскому, не страдал от наличия плейстоценового разрыва, однако сам Дробышевский, в полном соответствии с упомянутым мной биполярным подходом, «внезапно» пишет, что:

«Хронологический аспект проблемы заключается в малом количестве находок в промежутке времени от 1,5 млн.л.н. до 800 тыс.л.н. и промежуточности морфологических черт этих находок» (Дробышевский, 2004, стр. 13).

О том же писал в 2004 году антрополог Зубов:

«Надо сказать, что в археологических данных есть определенный пробел, примерно от 1 млн. 200 тыс. лет до 900 тыс. лет. Что происходило в это время с гоминидами, никто не знает. Очевидно, именно тогда род человеческий находился на грани вымирания, но потом все-таки опять «встал на ноги» уже в форме нового биологического вида, Homo heidelbergensis, гейдельбергского человека» (Зубов, 2004).

Сказанное мной подтверждают и последние исследования. В августе 2023 года в Science опубликована статья китайских и итальянских ученых с сообщением, что изучение геномных последовательностей более 3 тысяч человек привело к выводу, что порядка 900 тыс. лет назад популяция людей на земле сократилась до минимума в 1300 человек, и это «бутылочное горлышко» поставило человечество на грань исчезновения. «Это соответствует существенному хронологическому разрыву в имеющейся летописи окаменелостей Африки и Евразии», – пишут авторы, согласно которым период отсутствия окаменелостей составляет от 900 до 700 тыс. лет назад (Hu et al., 2023). Не будем здесь комментировать модельные выкладки генетиков и преуменьшенный разрыв относительно того, что имеется по данным ископаемых; важно, что сам факт разрыва имел место и признаётся научным сообществом.

А что там с наиболее полной африканской цепочкой ископаемых? Один из упомянутых выше ведущих российских палеоантропологов А. А. Зубов, который, в отличие от многих отечественных эво-адептов, был в целом чужд пропагандистской риторике, пишет:

«Конечно, в то время, когда, по генетическим данным, появился первый Homo sapiens, его предшественники жили не только в Африке – были заселены и Европа, и Азия. Кое у кого может возникнуть представление, что эволюция параллельно работала на всех трех континентах. Тем более что ту последовательность форм от Homo erectus до Homo sapiens, какую мы знаем по Африке, можно выстроить и в Азии, и в Европе» (Зубов, «Эволюция человека…»).

Далее, не отступая от эво-канона, Зубов подтверждает таки африканское происхождение всех таксонов Homo, однако в данном эпизоде замечательно, как он легким движением руки превращает эволюционные брюки в элегантные шорты, то есть убирает фальшивый пропагандистский аргумент, навеки застрявший во всяческих википедиях и прочих отрывных календарях – об уникальности Африки в плане ископаемых находок. Нет, подобную цепочку можно выстроить на основании и азиатских, и европейских образцов. Это, казалось бы, весомый аргумент от известного специалиста? Да, но и это еще не всё.

Колин Гроувз, по другому случаю возражая полицентристам и объясняя морфологическое сходство всех современных людей существованием в древности широкого генетического обмена, идет еще дальше Зубова:

«…В соответствии с моделью непрерывного развития можно проследить австралоидную и западную линии. Только для Африки отсутствует сколько-нибудь подробный перечень особенностей, подтверждающих модель непрерывного регионального развития» (Гроувз, 1996).

Читатель может обратить внимание на время высказываний Зубова и Гроувза, и предположить, что с тех пор ситуация могла измениться не в пользу этих мнений. Так и есть. С тех пор ситуация изменилась в том смысле, что подтверждений высказываниям А. Зубова и К. Гроувза стало гораздо больше. Рассуждая канонично, еще более впечатляющую (с точки зрения эволюционизма) цепочку непрерывного развития от Homo erectus до Homo sapiens можно построить теперь в Европе, Восточной и Юго-Восточной Азии (а в Китае можно даже выстроить цепочку от люфингопитека через эректусов и гейдельбержцев к китайскому хомо сапиенсу). Окаменелости анатомически современного человека возрастом 100 тыс. лет и более с тех пор обнаружены в Евразии, на Ближнем Востоке и Аравии, в Китае, Индии и Индонезии. А эволюционная линия Африки как была хронологически рваной, крайне неполной и с явными и постоянными следами ручного вмешательства, так таковой и осталась.

Однако дело тут не только в двойственной логике эво-антропологов, у которых в одном случае доказательства «надежные», эволюционные переходы «неразрывные», «плавные» и «красивые», а в другом – что творилось в эти ключевые полмиллиона лет, «никто не знает» (генетиков здесь во внимание не берем). Для палеоантропологов границы этого плейстоценового разрыва размыты по причине мутных датировок его «пограничных» находок, но главная особенность феномена – именно в скачкообразной смене таксонов Homo. Примерно к рубежу официально принятых 1,0 млн. лет назад в Африке окончательно исчезают все архаизированные формы человека Homo erectus/ergaster, долгое время над африканскими саваннами стоит зловещая тишина, а в период 600–200 тыс. лет назад Африку внезапно населяет уже форма, именуемая Homo heidelbergensis^[8].

Характерно, что Африка демонстрирует нам полное молчание в то самое время, когда в Европе все формы Homo, близко связанные с современным Homo sapiens (антецессоры, гейдельбержцы, неандертальцы, денисовцы), цвели и процветали. Более того. Почему-то мало кто обращает внимание, что плейстоценовый разрыв Африки примерно совпадает с отсутствием находок в Восточной Азии в период от 1,3 до 0,9 млн. лет назад (а учитывая размытость датировок черепов из Юнксяня и орудий из Шаньчжэня, может совпадать и еще больше). С чем коррелируют такие синхронные пробелы в двух разных частях света? С климатической катастрофой? С падением метеорита?

Как говорится, что же мы всё о стереотипах? Ведь странность ситуации в том, что в Европе и близлежащих регионах подобного «периода тишины» не наблюдается.

В реальности никакого перехода от Homo erectus к более прогрессивным Homo в Африке не было. Гораздо более вероятно, что имели место не три мифические волны миграций из Африки, которые декларирует эво-антропогенез (2–1,0 млн. лет назад, 600–200 тыс. лет назад и «классический великий исход» 50–40 тыс. лет назад; цифры варьируют), а, напротив, что волны миграций шли не из Африки, а в Африку и Восточную Азию в те же условные хронологические периоды из регионов Ближнего Востока и Европы. Первая волна мигрантов, согласно нашей схеме покинувших 2 млн. лет назад (по стандартной шкале) поселение «А», добравшись до Африки, Китая и Юго-Восточной Азии, сошла на нет в виде последних африканских и китайских эректусов, а следующие эмигранты в Африку и Китай после прошедшей паузы уже были архаиками другой морфологии, более «мягкой». А сапиенсы как таковые появились в Африке уже после всемирной сапиентной экспансии. В Европе же не было разрыва именно по причине более интенсивного антропологического «сетевого оборота» и близости донорского источника «А», периодически подпитывавшего Европу и Ближний Восток.

Рис. 14 и 15. Иллюстрация отсутствия палеоантропологических находок в среднем плейстоцене («плейстоценового разрыва») Африки и Китая. Слева коллаж Golden Time, справа: Árnason & Hallström, 2020.

Глядя на приведенные схемы (рис. 13 и 14) можно при желании углядеть даже второй африканский разрыв внутри первого в интервале 1,5–1,0 млн. лет назад Любопытно, что находящиеся на его границе находки (черепа OH 12, Дака, UA 31, OL 45500, а также OH 9 и челюсть Тернифин) – это также отдельная генерация гоминид, а именно – уже не классические африканские Homo ergaster, а морфологически отличные от них Homo erectus, и – что всегда удивляло антропологов – более сходные с эректусами Китая, чем с африканскими эргастерами. Cобственно, здесь же и совершился этот странный скачок от эргастеров к эректусам. В Китае же, как мы видим, эректусы присутствуют и после разрыва. Отсюда можно предположить, что к условному периоду 1,5 млн. лет назад эргастеры Африки вымерли полностью, а их сменила морфологически новая волна, либо пришедшая из Китая (что менее вероятно), либо откуда-то с просторов Евразии, где жила популяция Homo erectus, часть которой 1,0 млн. лет назад мигрировала в «пустую» Африку, а часть в «пустой» Китай, – отсюда и сходство африкано-китайских эректусов. Однако, как мы видим, в Китае линия Homo уже не пресекалась, а в Африке вымерла, создав долгую паузу до самого появления гейдельбержцев.

Таким образом, картина плавной и постепенной эволюции Homo sapiens в Африке является мифом уже в этой части. C канонической точки зрения Homo sapiens произошел от гейдельбержцев, но Homo heidelbergensis, как вид по происхождению европейский, возник в Европе раньше, чем в Африке, а в Африке сам был пришельцем, появившись «на пустом месте» после долгой африканской тишины. Нулевой уровень здесь с точки зрения официоза должен быть таким – если современный сапиенс и появился в Африке, то появился от европейской формы.
 

*  *  *

Немного о «ручном вмешательстве».

Дело в том, что когда у эво-антропологов в их картине мира около миллиона лет назад «кончились» африканские эректусы и через условные сотни тысяч лет вещественно-доказательной пропасти род людской «встал на ноги» уже в форме нового биологического вида», требовалось, разумеется, чтоб хотя бы от этих поздних африканских гейдельбержцев дальнейшее человечество и происходило. И вот тут, наконец, можно оценить, насколько плохо теория «из Африки» подтверждена палеоантропологией.

В совсем недавние времена ископаемые африканские находки среднего плейстоцена условно делились на три группы – архаичные участники эволюции, более прогрессивные, то есть вставшие на путь сапиентации, и уже абсолютно модерновые сапиенсы, «участники исхода». В результате пертурбаций, связанных с ломкой основной схемы (конец «теории замещения», неандертальские гены у африканцев, сапиентные находки большого возраста в других регионах) и многочисленных ревизий, эти три группы частично перемешались и многие находки поменяли статус. Однако рассмотрим их в принятых рамках, с поправками на изменения.

Окончание плейстоценового разрыва и начало гипотетического формирования современного человека в период нескольких сотен тысяч лет представлено, по сути, всего несколькими относительно полными черепами – Ндуту (Ndutu 1), Бодо (Bodo 1), Кабве (Kabwe, BH1) и несколькими другими, уже совсем фрагментарными. Неудивительно, что вокруг этих находок всю их историю водились ритуальные хороводы, исполнялись песни и пляски в стиле «это наши единственные козыри» (а эво-пропагандисты мысленно добавляют: «и кормильцы»). Поскольку для декларируемого исхода из Африки 50–40 тыс. лет назад подходящий скелетно-черепной материал всегда практически отсутствовал, то сапиентные «козыри» разыгрывались на этих дальних подступах, – типа, если доказать, что начало современного Homo sapiens лежит здесь, в конце среднего плейстоцена, то дальше с доказательствами можно особо не напрягаться.

Посему эти несколько образцов должны были показать, что формирование анатомически современного человека происходило именно в Африке после рубежа 300–200 тысяч лет назад и предстать в роли прямых «отцов» всего последующего человечества^[9]. Но эта первая козырная группа сегодня легко бьется евразийскими находками. Ситуация нелепа даже статистически. В Европе и Азии подобного материала обнаружено уже в огромном количестве, в хорошем археологическом контексте и с надежными в традиционной системе хронологии датировками. Не говоря уже о том, что многие более ранние евразийские находки более «прогрессивны».

Сравнение четырех образцов из Африки, считающихся ключевыми для эволюционного антропогенеза, с одним из синхронных европейских. Слева направо: Ндуту (Танзания, 500–600 тыс. л. н.), Бодо (Эфиопия, 600 тыс. л. н.), Кабве (Замбия, 150–300 тыс. л. н.), Херто (Эфиопия, 160 тыс. л. н.) и Атапуэрка-17 (Испания, 430–600 тыс. л. н.). Нельзя не заметить, что последний образец по своей морфологии гораздо ближе к современному варианту, чем африканские, при том, что он синхронен, либо гораздо старше африканских. Коллаж Golden Time

Напомню, что с нашей точки зрения все архаичные формы человека являются «массивным», редуцированным вариантом Homo sapiens. Образцы черепов, предлагаемые нам в отцы народов, эти самые Бодо, Кабве и иже с ними, именно таковыми рассыпавшимися и огрубевшими формами сапиенса и являются. Но эти отцы – очень причудливые отцы. Они уже утратили сходство между собой, и никакого потенциала сапиентации не имеют.

Однако сторонники эволюции желают видеть в африканских находках именно картину начавшегося 300–200 тыс. лет назад отделения Homo sapiens от предыдущих архаичных видов. Но поскольку видовые признаки самого сапиенса не определены, и между всеми таксонами Homo нет принципиального водораздела (видового, морфологического, поведенческого), то адепты эво-антропогенеза могут легко и с удовольствием вынося суждения о морфологии любых находок в свободном релятивистском стиле.

Сама неопределенность таксона Homo sapiens, о которой говорят Шварц и Таттерселл (Schwartz & Tattersall, 2015), позволяет сторонникам эволюции многие вольности. О слишком сапиентных людях Европы эволюционисты всегда могут сказать, что те – гейдельбержцы, не имеющие отношения к происхождению модернового человека; но об африканских находках допустимо говорить, что даже самые «страшные» и массивные гейдельбержцы – это и есть сапиенсы, пусть и архаичные; либо «пресапиенсы»; они же – «представители эволюционной линии сапиенсов»; они же – «сапиенсы, сочетающие в себе прогрессивные и архаичные черты», и просто «ранние сапиенсы» (напр.: Марков, «Люди из Джебель…»), – хотя, по сути, такой подход есть оксюморон и тавтология, ибо с точки зрения сторонников эволюции любая древняя обезьяна уже является ранним сапиенсом.

Иными словами, в негласной, но очевидной борьбе с евразийскими аналогичными находками африканоцентристы имеют двойное преимущество – они вольны самый архаичный африканский череп назвать современным, плюс увеличить ему возраст лишь на том основании, что он должен быть старше европейцев. Если мы посмотрим ретроспективно на перечисленных «отцов», то увидим регулярные признаки, их объединяющие – все они начинали хронологически скромно, но удревнялись не по принципу уточнения дат, а радикально, чтобы соблюсти протокольный принцип «африканцы должны быть старше всех». В итоге «отцы», начинавшие скромно, скажем, с 200 тыс. лет, без каких-либо существенно новых методов и необходимости пересмотра возраста, подросли втрое-вчетверо, порой с требованиями еще большего возраста. Плюс все «отцы» начинали как таксоны архаичные, как эректусы и «страшные» гейдельбержцы, а дослужились до сапиенсов, так сказать, с легким налетом архаики и даже до «первых настоящих Homo sapiens sapiens».

Что дается эволюционистам хуже всего – это попытка объединить «отцов» в нечто единое по принципу наличия у них общих признаков, морфологических черт, которые потом якобы унаследовали европейские потомки. С этим дела обстоят крайне плохо, поскольку морфологически все эти «отцы» демонстрируют крайний развал и разброд, и представить их собранными в единый современный вид Homo sapiens (либо представить себе картину нашего происхождения от любого из этих черепов) крайне проблематично. Мы знаем, что каждая форма Homo, так или иначе появляющаяся на исторической арене, всегда неизменно диверсифицируется; мы уже говорили о феномене, когда ранние эргастеры, неандертальцы и гейдельбержцы более сапиентны, а на последнем этапе существования – наиболее для своего таксона архаичны (специализированы). Эта закономерность развала новообразованных форм Homo проявляется даже на уровне наших настоящих предков. Анатомически современный сапиенс не мог вызреть из россыпи архаических африканских форм типа Бодо и Кабве, потому что (как сейчас принято считать) на самом раннем этапе своего существования 40–50 тыс. лет назад этот самый Homo sapiens представлял собой относительно мономорфный, расово недифференцированный краниологический тип, некоего «обобщенного сапиенса», каковой затем распался на расы. Не говоря уже о том, что сами африканские «отцы» не проходят ни морфологический, ни какой-либо разумно обоснованный тест на отцовство. Их признаки не были унаследованы никем из поздних сапиентных потомков, потому что они сами – наследники более сапиентных форм, и в каждом из них просто содержатся «вроссыпь» остатки прежнего единого сапиентного образа.
 

*  *  *

Существуют также африканские ископаемые находки условно второй группы – более поздние, с очевидно прогрессивными признаками, которые, однако, к происхождению анатомически современного человека также отношения не имеют. К ним относятся черепа Омо I (Omo I), Херто (Herto 1, BOU-VP-16/1), Джебель Ирхуд (Jebel Irhoud 1), а также еще несколько крайне фрагментарных, по которым уже нет согласия ни в плане возраста, ни по таксономии.

Африканские образцы, позиционируемые как первые в мире настоящие хомо сапиенс: Omo I (Эфиопия, новая датировка 223 тыс. л. н.), Херто 1 (Эфиопия, 160 тыс. л.) и Джебель Ирхуд 1 (Марокко, новая датировка 300 тыс. л. н.). Источники: Michael Day; Jim Foley; www.pierrettepierrot.blogspot.com

Здесь самое время сказать пару слов о пропагандистских стереотипах, ибо именно три перечисленных черепа имеют свой презентативный, парадный «фронт работы». До сих пор с трибун эво-пропагандисты вещают, что африканский приоритет несомненен потому, что именно в Африке найдены самые древние образцы анатомически современного человека, абсолютно модернового сапиенса, и в пример приводятся именно Омо I (недавняя датировка 195 тыс. лет) и Херто (160 тыс. лет). Однако когда эволюционисты говорят, что возраст анатомически современного человека в Африке составляет 200 тыс. лет, надо понимать, что достоверно ни одной такой находки не существует. Выше мы говорили об Омо I как об очень современном образце. Найденный еще в 1967 году Ричардом Лики в Эфиопии, весьма фрагментарный, Омо I – это, прежде всего, некий парадокс, существующий буквально в одном экземпляре. Обнаруженный с ним в паре череп Омо II того же возраста гораздо более архаичен. Хотя Омо I, безусловно, современен, его нельзя назвать полностью анатомически современным из-за ряда архаичных черт (Wolpoff et al., 1993); кроме того, его сапиентность преувеличена при реконструкции. Уникальность этой штучной находки (ничего подобного, «второго такого», мы в Африке больше не видим), могла бы объясняться прибытием этого человека в древности из популяции «А» в более архаичную африканскую популяцию. В любом случае от экземпляра Омо I смешно было бы тянуть главную сапиентную линию из Африки, ибо где все прочие «готовые» сапиенсы 195 тыс. лет назад? И где их продвинутая культура и технологии? Если соревноваться в этой штучной парадоксальности самых ранних сапиентных находок, то первенство стоило бы отдать не Омо I, а тому же Ереванскому черепу (500–900 тыс. лет) или испанскому Атапуэрка 16 (430–600 тыс. лет) – находкам, которые официально признаны, но в «конкурсе» почему-то никогда не участвуют.

Череп Омо I, тем не менее, долго служил своеобразным свадебным генералом, демонстрируя, что рекорд самой ранней современной морфологии принадлежит именно Африке. Первоначально он датировался 130 тыс. лет назад, затем, в 1999 году, когда за пару лет до этого был обнаружен более старый, но более архаичный Херто (публике о нем объявили в 2003-м), возникла необходимость увеличить возраст столь уникальному продвинутому экземпляру, как Омо I. По старым рисункам и записям экспедиции Лики передатировщики отыскали «те самые» отложения, взяли из них новые пробы и датировали по ним Омо I, чтоб не мелочиться, сразу до 195 тыс. лет. «Ты уже не мальчик, старый барабанщик». Однако, спокойствия это не принесло. Когда за пределами Африки стали обнаруживаться останки Homo sapiens около или старше 200 тыс. лет, «держатели Омо» решили, что предыдущие пробы были неправильные, взяли новые и – вуаля – теперь черепу Омо I целых 223 тыс. лет; что называется, попробуй догони. Казалось бы, с чего это потребовалась новая датировка? Но потребовалась. Когда читаешь Александра Маркова (Марков, «195 000 лет…»), описывающего результаты предыдущих изысканий, приведших к возрасту 195 тыс. лет после 130-ти, монитор начинает буквально медоточить – настолько датировщиками все было сделано наконец-то идеально, конвенционально и по феншую: «Стратиграфия формации Кибиш теперь разработана с величайшей подробностью и точностью», «величина возможной ошибки не превышает 5 тыс. лет». Но нет. Новые ветры требуют новых дат. (И новых экспертных оценок от Маркова).

Итак, если зреть в корень, Омо I все же – не анатомически современный сапиенс, его возраст не 223 тыс. лет в принятой хронологии, и он не самый ранний из ему подобных евразийских. Упомянем также мельком, что ассоциированный с ним архаичный Омо II был найден на поверхности, так что существует очень ненулевая вероятность, что обладатель черепа Омо I по разным причинам (катастрофа или погребение, поскольку наличествует и скелет) мог оказаться в более древних слоях, то есть в этом случае находка интрузивна и безотносительно к любой хронологии имеет меньший возраст.

Известна также находка 2003 года черепа из Эфиопии Херто 1, с которым первоначально связывались большие «предковые» надежды, датированный 160 тыс. лет. Всего на участке в Херто были найдены три черепа, как минимум два из них подверглись посмертной обработке – нанесению параллельных линий и шлифовке (возможно, как и в случае с Бодо, в культовых целях). Многомерный анализ с включением 3000 современных черепов показал, что Херто 1, хотя и близок к сапиенсу, находится за пределами диапазона всех современных людей по многим параметрам (White et al., 2003) и имеет собственную уникальную морфологию, что сводит на нет его возможную роль основателя современного человечества, поскольку его уникальные черты никто из последующих популяций не унаследовал. Дробышевский говорит, что признаки черепов из Херто совмещают черты негроидной и восточноафриканской рас с преобладанием архаичных особенностей, не присущих современным расам. Существует также черепной экземпляр Джебель Ирхуд 1 (Jebel Irhoud 1) из Марокко, найденный еще в 1961 году. «Уплощённость верхней части лица, – говорит о нем Дробышевский, – широкое межглазничное пространство, вогнутые носовые кости, широкий нос с подносовыми ямками и сильный альвеолярный прогнатизм – экваториальные черты. Показательно, что на нижней челюсти ребёнка Джебель Ирхуд III и фрагменте Джебель Ирхуд V нет подбородочного выступа, так что сапиентность этих людей весьма сомнительна» (Дробышевский, «Африка. Древнейшие…»).

Слева – самый мейнстримный на сегодня для теории «из Африки» образец Джебель Ирхуд 1 из Марокко, относительно недавно получивший новую датировку, на основании которой утверждается самое раннее появление сапиенса в Африке 300 тыс.лет назад. В сравнении с ним череп Атапуэрка-16 из Испании выглядит гораздо более сапиентным, хотя и датирован возрастом 430–600 тыс. л. Фото: www.nhm.ac.uk; www.commons.m.wikimedia.org

Между тем, пока череп Джебель Ирхуд 1 числился относительно молодым, его сапиентные проблески при очень архаичном облике не вызывали эмоций, но после новой датировки в 2017 году до 300 тыс. лет столь древняя «сапиентность» стала вызывать у многих эволюционистов восторг. Что называется, раньше его не очень замечали, а теперь о нем заговорили.

«…Исследование показало, – воодушевленно сообщает Александр Марков, – что люди из Ирхуда вполне могут претендовать на роль предков людей, подобных Омо и Херто. Иными словами, их можно рассматривать как переходную форму между поздними H. heidelbergensis (в ;широком смысле) и ранними сапиенсами. Относить ли их при этом к виду H. Sapiens (! – примеч. А.М.) или к особому промежуточному виду H. helmei – дело вкуса» (Марков, «Люди из Джебель…»).

Впрочем, Дробышевский осаживает коллегу:

«…Можно ли назвать ирхудцев и близких к ним людей уже сапиенсами? Авторы статьи, да и радостные журналисты, растрезвонившие о том, что «Вид Homo sapiens оказался древнее на 100 000 лет», не сомневаются в таком определении.

А может, не стоит стараться явно искусственно удревнять наш вид, включая туда даже тех, кто отличается от нас сильнее неандертальцев? Конечно, проведение рубежей палеонтологических видов – в значительной мере дело вкуса, но есть же математика со статистикой, зачем игнорировать собственные результаты?» (Дробышевский, «Новые находки…»)

Дробышевского можно понять. Это как профессиональному музыканту услышать от восторженного любителя всякой музыки – относить ли угаданную вами с трех нот мелодию к произведению Моцарта или Баха – дело вкуса. Но мы лишь вздохнем с сожалением, что рядом нет математика, который осадил бы и Дробышевского, ибо вся его «математика со статистикой» – это тоже лишь прикрытие его фантазий, имитация серьезной науки (А. Лунный, «Соображения после…»)^[10], а череп Ирхуд 1 на роль предка не годится и сам по себе.

«Поскольку пересмотренный возраст окаменелостей Джебель-Ирхуд в некоторой степени превышает возраст базальной дивергенции среди современных людей, похоже, что популяция Джебель-Ирхуд вымерла, не внеся никакого вклада в генетическую конституцию современных африканцев», – пишут Арнасон и Халлстром (Árnason & Hallström, 2020).

Еще раз напомню, что три перечисленных образца – ключевые в плане аргументации африканского приоритета. Между тем мировые находки последних лет сводят на нет всю эту витринность. Самой ранней и при этом самой безусловной находкой анатомически современного человека является не Омо I (в силу неочевидности его модерновой сапиентности), а известный читателю китайский Люцзянь (Liujiang) с датировкой 111–139 тыс. лет или с высокой вероятностью более 153 тыс. лет (Shen et al., 2002). Но уже известны и свежие внеафриканские находки – абсолютно сапиентная челюсть из израильской пещеры Мислия возрастом 177–194 тыс. лет, фрагмент черепа из Греции Апидима 1 (Apidima 1): 210 тыс. лет, китайские останки Homo sapiens: пещера Луна (Luna Cave): 70–127 тыс. лет, Daoxian: 80–120 тыс. лет, Чжижен (Zhiren Cave): 100–120 тыс. лет, Хуанлон (Huanglong Cave): 81–101 тыс. по U-Th и 235 тыс. по OSL. Не было и секунды сомнения, что все эти находки будут подвергаться критике и оспариваться африканоцентристами, однако таких данных появляется все больше, с учетом того, что в Африке как минимум в декларируемые 100–200 тыс. лет назад анатомически современный человек (в полном смысле этого слова) отсутствует. Непонятно, кстати, что в этом африкано-евразийском сравнении делает Херто, если, скажем, китайские Дали (Dali) или Хуалундун-6 (Hualongdong 6) имеют не меньший комплекс сапиентности, при том, что гораздо старше Херто (260 тыс. и 300 тыс. лет против 160 тыс. лет). Это касается и еще более ранних европейских находок из Испании и Армении. Африканоцентристы критикуют китайских конкурентов с их новыми находками, но, закончив критику, встают и, вздыхая, идут увеличивать возраст своих старых.

Сравнение двух черепных образцов из Африки и Восточной Азии. Слева: Херто 1 (Эфиопия, 160 тыс. л. н.), справа: Хуалундун 6 (Hualongdong 6, Южный Китай, 300 тыс. л. н., компьютерная реконструкция). При том, что второй образец почти вдвое старше первого, он обладает целым рядом сапиентных черт, включая современный лицевой отдел и выступающий подбородок. Но, как гласит народная поговорка, «награждают непричастных». Источники: White et al., 2003; Wu et al., 2019.

Здесь нужно в очередной раз сделать оговорку – принятые даты мало чего стоят, поскольку методы их получения (как радиометрические, так и генетические) базируются на предвзятых допущениях и оговорках, однако безотносительно к принятой шкале имела место реальная последовательность событий, где нечто, перекрытое сверху вулканическим пеплом или кальциевым натеком в пещере, по определению существовало прежде того, что располагается над ними.

С точки зрения нашей схемы, аргументация типа «нет, в Африке сапиенсы появились не первыми» выглядит, конечно, полной ахинеей, поскольку наша схема предполагает существование вполне себе «готового» современного человека изначально, а кто из них первым пришел из местообитания «А» в Китай или Африку – дело десятое. Если уж говорить о реалиях, то рамках нашей схемы первые поселенцы «А» пришли в Африку около 2 млн. лет назад, о чем, например, свидетельствуют африканские находки OH 1, Канжерские черепа, Канамская челюсть и др. – сапиентные, что называется, на базовом, первичном уровне.

Череп ОН 1, найденный Гансом Реком в 1913 году в Олдувайских горизонтах, оцениваемых сегодня возрастом около 2 млн. лет. Долгие усилия по дискредитации находки закончились тем, что упоминавшийся выше фальсификатор Райнер Протч объявил возраст черепа 17 тыс. л., получив дату на неизвестных образцах. Примечательно, что попытки приписать череп представителям какой-либо молодой африканской популяции не имели успеха. По совокупности признаков ОН 1 резко отличается от классических негроидов, не похож на типичных представителей восточноафриканской расы и в целом не имеет прямых аналогов среди древнего и современного населения, о чем пишет Дробышевский (Дробышевский, «Древнейшие…»).

Таким же безумием выглядит сравнение черепных признаков, прогрессивности морфологии и пр., поскольку человек, даже самый древний, как мы выяснили ранее, это нечто большее, чем выступающий подбородок или надбровные дуги. Тем не менее, нам нужно проговорить те новации, которые произошли в области эво-палеоантропологии и констатировать, что прежние утверждения эволюционистов сегодня уже не мейнстрим, а просроченный продукт.

Когда эволюционисты говорят нам, что «анатомически современные люди первыми появились в Африке», нужно понимать, что за таковых они выдают далеко не современные (Херто) или образец Омо I, современность которого во многом является результатом handcrafted («ручной работы»). «Я тебя слепила так, как нужно было». А уж если эво-антропологи, ведомые навязчивым состоянием передатировок, в накатившей горячечной волне убеждают вас, что первые Homo sapiens появились в Африке 300 тыс. лет назад или более (чего там мелочиться), то сие означает, что под видом сапиенсов они просто «нагло» пытаются впарить нам нечто непотребно-архаичное, вроде черепов Джебель Ирхуд, Бодо или Ндуту.

Бесспорный авторитет в палеоантропологии Иен Таттерсел, обрушиваясь на само понятие «архаичный Homo sapiens» как на ширму для сокрытия проблемы слишком размытой таксономии, говорит, что такие находки, как Джебель Ирхуд, Бодо и Ндуту не являются даже Hоmo sapiens, без всяких дефиниций, архаичные они или нет. И если кого и называть архаичными Homo sapiens, то это Омо, Херто и ряд поздних образцов (Tattersall, 2009), к которым мы переходим далее.
 

*  *  *

При всей слабости африканских палеосвидетельств главная печаль сторонников исхода из Африки – это невозможность показать, что формирование анатомически современного человека происходило в Африке уже в преддверье гипотетического исхода – и вплоть до него самого. Эта данность звучит у эво-антропологов рефреном:

«Человеческие костные останки Африки к югу от Сахары практически отсутствуют в тот период, на который генетические модели указывают как на первую современную эмиграцию человека из этого региона» (Grine et al., 2010).

«…Человеческие останки этого периода редки в Африке и еще реже в Западной Африке» (Harvati, Stringer et al., 2011).

Или, уже упоминавшееся высказывание отечественного фронтмена:

«…Недостаточно понятно, как выглядели наши предки от 150 до 43 тысяч лет назад. Тут находок не так мало, но большинство из них фрагментарны, а ведь в это время происходил выход людей за пределы Африки!» (Дробышевский, «Вопросы…»)

И это при том, что, согласно теории, причиной исхода из Африки стал резкий рост численности африканской популяции, заставивший миграционную волну выплеснуться наружу. Действительно, на отрезке 150–40 тыс. лет назад в Африке ни Южнее Сахары, ни на западе континента, где предположительно возникли Homo sapiens, нет наших анатомических предков, т.е. людей современного облика, якобы совершивших «великий исход». Нет ни одной находки, о которой можно было бы сказать, что она является морфологически предковой для европейцев верхнего палеолита. До самого условного исхода мы сталкиваемся в Африке либо с людьми «архаичными», либо уже начавшими негроидную специализацию, а у внезапно объявившихся во всех уголках мира сапиенсов черты африканцев отсутствуют. В Австралии современные люди появились едва ли не ранее африканского «исхода», однако Алан Торн из Австралийского национального университета говорит, что в первых австралийцах нет ничего африканского. То же можно сказать и о кроманьонцах Европы, и о синхронных им образцах Юго-Восточной Азии. Кстати, это одна из психологических загадок – возможность эволюционистов говорить о выходе из Африки при отсутствии хотя бы одного морфологического свидетельства появления тогдашних «африканцев» в Европе и Азии^[11]. В самой же Африке отсутствие анатомически современных людей до гипотетического исхода просто бросается в глаза. Останки людей из пещеры Бордер Кейв происходят из разных слоев и не имеют стратиграфического контекста. Большин­ство их найдено не в ходе профессиональных раско­пок, а, по сути, «принесено с улицы», а те, что найдены в ходе раскопок, интрузивны. Традиция считать их козырным доказательством «из Африки» пошла с той поры, когда первая датировка в 42 тыс. лет назад попадала в срок «исхода», но сейчас возраст всех этих бывших «самых первых сапиенсов» предположителен от 82 до 230 тыс. лет назад Останки людей демонстрируют множество архаичных признаков, сапиентность черепа Бордер Кейв 1 (Border Cave 1) из-за плохо стыкующихся фрагментов условна и намеренно придана ему реконструкторами (Дробышевский, «Африка. Древнейшие…»). При этом форма черепа в целом типична для бушменов.

Реконструкция черепа Бордер Кейв 1 и сравнение его формы с бушменской. Фото: NHML Image Resources; www.pinterest.com

Останки «группы сапиенсов» из пещеры Клазиес Ривер (Klasies River Cave, 90–100 тыс. л. н.) многочисленны, но чрезмерно фрагментарны, при этом фрагменты разных индивидов имеют признаки разной степени прогрессивности (или архаичности, как угодно), что является, скорее, свидетельством не единой группы, а костной свалки из разных слоев и времен. Так, две из четырех найденных нижних челюстей массивны и не имеют подбородочного выступа. Кроме того, люди из Клазиес Ривер, судя по всему, уже принадлежали к бушменскому типу и не были предками кроманьонцев. Другие южноафриканские местонахождения с останками людей периода 150–40 тысяч лет назад – Бломбос Кэйв, Экьюс-Кэйв, Ди Келдерс и др. в плане информативности о «великом африканском исходе» и его доказательности также близки к нулю.

Фрагменты обитателей пещеры Клазиес-Ривер. Фото: www.modernhumanorigins.net

Череп Хофмейр (Hofmeyr) из Южной Африки возрастом 36 тыс. лет на основании морфометрического анализа всегда и везде позиционируется как имеющий сходство с европейцами верхнего палеолита, сам факт какового наличия сходных форм в Африке и Европе говорит о миграционном обмене. Но, переиначивая классику, как говорится, бьют не по морфометрическому анализу, – то есть, без всякого анализа бросаются в глаза явная архаика черепа и его негроидность. Даже без знания истории этого образца как-то сомнительно, что этот человек уже к шапочному разбору «медленно спустился с горы» и произвел на свет нынешнее евразийское человечество, тем более, что в Евразии люди современного облика к этому времени были давным-давно уже распространены и наверняка предложили бы гостю «пояснить за приход».

Однако, обратим внимание, что если негроидная специализация предыдущих образцов эволюционистами воспринимается часто негативно, то в случае с Хофмейром, напротив, подчеркивается его европеоидность. Так сказать, мы не расисты, но, когда надо, расисты. Однако откуда у Хофмейра взялась эта европеоидность? История похождений черепа Хофмейр и его аутентичности – отдельная тема.

Череп Хофмейр. Фото: www.pinterest.com

Череп был найден еще в 1952 году в русле пересохшей реки недалеко от Кейптауна и по отсутствию в нем органики никак не мог быть датирован. Он был описан только в 1999 году; до того времени его теряли и находили, забывали и вспоминали, трижды «ломали» и в целом не считали большой ценностью. Пока, разумеется, прародина не позвала горячие эволюционные сердца отправиться на целинные территории за доказательствами теории «из Африки». Оптическим методом (OSL) датировали песок, который ранее был удален с внутренней поверхности черепа и получили 36 тыс. лет; согласно методу, это означало, что исследуемый песок не видел света 36 тыс. лет. Возник вопрос о возможности сохранности черепа в проточной воде в течение 36 тыс. лет, тогда быстро придумали, что все это время череп находился на одном месте, был заполнен илом или грязью, поэтому не промывался, и все внутренние переборки сохранились. Понятно, что если бы рядом с черепом нашлась галоша, заполненная тем же илом с песком, ее бы датировали тем же возрастом. Во время очистки, как я уже заметил, череп трижды серьезно повреждался, но в наши дни по старым фотографиям и описаниям разрушенные части были восстановлены с помощью пластических материалов.

Сравнение морфологии черепа Хофмейр в 1968 году и в 1998-м после реконструкции. Источник: Grine et al., 2007

Чем-то эта история напоминает попытку «состарить» череп Омо I с привлечением архивных описаний. Потому что реставраторы черепа Хофмейр, как герой Вальца из «Джанго освобожденного» («Прости, не удержался!») – видимо, крепились, крепились, но таки не удержались и… поменяли черепу форму относительно первоначальной. И уже после этого мастера-золотые-руки провели морфометрический анализ своего нового рукоделия, каковой анализ и показал некоторое сходство рукоделия с европейскими образцами. Между тем даже в «реконструированном» виде череп несет явные пигмейские черты, хотя и крупноват для пигмея. Все это сводит ценность черепа Хофмейр на нет.

Череп Дар-эс-Солтан (Dar-es-Soltane II) из Марокко не датирован, но по принципу «выбираем лучшее из худшего» считается, что из всех имеющихся образцов его морфология может быть наиболее приближена к той, что была у участников гипотетического «исхода», с дежурно возлагаемой на него надеждой быть предком всех современных людей. Тем не менее, для своего появления за пределами Африки фейсконтроль он также не проходит – слишком архаичен и так же, как предыдущие претенденты, имеет негроидную специализацию, что, при всем уважении к негроидной специализации, закрывает ему дорогу в предки неафриканского человечества. Ибо тогдашние евразийские верхнеплейстоценовые «дети» не имеют ничего морфологически общего со своим «отцом».

Образцы Дар-эс-Солтан (слева) и Назлет Хатер 2 (справа).
Фото: www.ru.pinterest.com; www.djedmedu.wordpress.com

Та же история с иногда упоминаемым черепом Назлет Хатер 2 (Nazlet Khater 2) с датировкой 30–45 тыс. лет, – он также не подходит на роль участника или предка участников событий практически ни по одному морфологическому признаку. Увы, но все остальные африканские находки верхнего палеолита – уже моложе 30–20 тыс. лет, хотя их усиленно помещают за компанию в различные списки и «просветительскую» инфографику.

Тут стоит попутно сказать об упоминаемом мной специфическом антропо-маркере негроидной специализации. Неафриканские сапиенсы верхнего палеолита как раз и отличаются от африканских тем нехитрым отличием, что не имеют признаков негроидности (в широком смысле, включающем признаки бушменов и пигмеев). Формирование африканского расового ствола началось раньше, чем в Европе и Азии. Поскольку расообразование Homo sapiensns в первую очередь связано с адаптацией к климатическим и экологическим условиям, изоляцией, и в определенной мере гибридизацией с более архаичными формами Homo, то жители Африки к периоду декларируемого «исхода» тут по определению оказались на переднем крае.

Расы и типы в современном понимании тогда еще, разумеется, не сложились, но, в широком смысле, даже об упомянутых нами ранних африканских находках – Бодо, Кабве, Ндуту, Херто и Джебель Ирхуд – можно сказать, что все они уже в той или иной степени имеют признаки негроидной расы. Во-первых, потому что «архаизация» и «робустизация» предыдущих, более грацильных типов людей, попавших в Африку – это и есть, по сути, экстремальное расообразование, которое сопровождалось не только «архаизацией», но и обретением признаков, свойственных экваториалам, – просто по причине пребывания по факту в специфической африканской среде с ее ядерным тропическим климатом. А, во-вторых, мы воспринимаем условную негроидность всех этих Бодо и Херто через зеркало поздних африканцев, которым уже присущ не только весь комплекс их собственных расовых признаков, но и отчасти унаследованные ими черты этих самых «архаичных» африканских форм. (То же можно сказать и об эректусах Китая, фенотип которых частично унаследовали современные китайцы). Это, видимо, имел в виду еще Бунак, говоря, что «раса есть категория историческая», и что признаки, характерные для современных рас, существовали изначально еще у людей «архаичных», но в современном виде закрепились только некоторые, поэтому сегодня мы видим лишь одну из частей древней расовой картины. С нашей же точки зрения большой разницы между архаизацией сапиенсов и расообразованием нет – расогенез, это, опять же, по сути, лишь частичная «архаизация», экологическая адаптация у популяций Homo sapiensns, находящихся в некомфортных условиях и относительно долгой изоляции.

Как бы там ни было, маркер этот достаточно внятный. Потому, исходя из палеонаходок, так легко и увидеть, что никакого исхода 50–40 тыс. лет назад из Африки не было – к моменту, когда по всему миру внезапно появились люди анатомического современного типа, в Африке подобных экземпляров не наблюдалось, а тех, кто наблюдался, уже отличала очевидная климатическая специализация и специфическая морфология ввиду контактов с более «архаичными» формами Homo. Кажется невероятным, чтобы в Африке с ее отсутствием континентальных барьеров, миграционными потоками и ярмаркой фенотипического и генетического разнообразия смог вычлениться и сохранить видовое единство новый вид – Homo sapiens. Поскольку речь идет о популяциях до возникновения рас, в моих словах, разумеется, нет никакого расизма (смайл), – я говорю лишь о том, что популяцию Африки в период, на котором эволюционисты настаивают как на времени «исхода», – в этот период по одним костным останкам, по их фенотипу, уже можно отличить от популяций неафриканских.

Краниальные образцы Homo sapiens полностью современной морфологии, присутствовавшие за пределами Африки в тот период, когда в самой Африке подобная морфология отсутствует (как и статистически значимое количество сапиентных останков). Слева направо: Люцзянь (Китай, 111–139 тыс. лет, или более 153 тыс. л. н.), Злата Кунь (Чехия, более 45 тыс. л. н.); нижний ряд: Мунго 3 (Австралия (40–62 тыс. л. н.), Там Па Линг (Лаос, 46–70 тыс. л. н., компьютерная реконструкция). Источники: Peter Brown; Martin Frouz; NHML Image Resources; Fabrice Demeter et al., 2012.

Для подтверждения африканского «великого исхода» палеоантропологическими материалами требуется не так много – достаточным было бы лицезреть находки людей в Африке, аналогичные синхронным европейским и азиатским. Но мы видим, что в этот период евразийцы находятся в Евразии и мире, а в Африке – как ни рыскай по углам да пещерам – ни одного условного «кроманьонца», человека Мунго или Люцзянь, – там либо пусто, либо уже присутствуют более поздние сапиенсы, уже имеющие черты представителей негроидных африканских рас. В период, когда в Европе и Азии люди уже «братаются таксонами», в Африке единичные из подходящих экземпляров (по выражению Дробышевского на примере Дар-эс-Солтан), должны быть похожи на всех остальных людей мира, но мы видим почти сапиенсов и почти негроидов (Дробышевский, «Африка. Древнейшие…»).

Отсюда можно сделать вывод, что рассмотренные образцы людей современного облика в Африке, чей возраст попадает в хронологию всемирной экспансии сапиенсов, являются на этом континенте не «местными», а пришельцами извне, первыми из всех сапиенсов подвергшимися расовой специализации.

Рис. 16. Карта распределения африканских сапиентных находок также не очень соответствует картине возникновения современного человека в Африке и исхода из нее. Странным выглядит одновременное «вычленение» современного сапиенса (отмечены зеленым) из архаичных сапиентных форм (отмечены красным) в двух разных частях континента – на севере и юге. Миграционные пути – северный египетский (А) и южный Аравийский (Б), больше напоминают точки входа, через которые северный поток входивших двигался по морскому побережью, пока не упирался в западную оконечность континента, а южный, соответственно, достигал и застревал в тупике южной оконечности. Цепочка «архаичных сапиенсов» (африканских гейдельбержцев), протянувшаяся вдоль континентального геологического разлома, подтверждает идею о прибытии людей в Африку в поисках климатического укрытия. Коллаж по материалам Wikimedia.

*  *  *

Подытоживая этот раздел, стоит отметить крайне низкую научную ценность всей африканской палеоантропологической коллекции. Можно вспомнить, сколько боёв шло десятилетиями за так называемые аномальные находки, имевшие вполне очевидный геологический контекст, и сравнить их с перечисленными африканскими находками, каждая из которых едва ли не в прямом смысле найдена на помойке. Даже в сравнении с евразийской, вся африканская палеоколлекция, по причине идеологической нагрузки (даже перегрузки), являет собой собрание несуразностей и неопределенностей. Лидеры мировой палеоантропологии Ли Бергер и Дж. Хоукс прямо говорят (Berger & Hawks, 2017), что африканские окаменелости в большинстве случаев не имеют адекватного происхождения. Крупнейший российский палеоантрополог Ю.И. Семенов также сообщает, что «все африканские находки, которые легли в основу этой концепции, либо неясны морфологически, либо спорны по времени, либо, наконец, ущербны и в том, и в другом отношении» (Семенов, 2002, стр. 22–23).

Если Р. Клайн в свое время разочаровался в ДНК-методе, сказав, что попытка доказать истинность теории «из Африки» с помощью генетики «порочна», то антрополог Алан Торн пошел дальше. Заявив, что ДНК оказалась не такой диагностичной, как на нее рассчитывали, он кинул свой знаменитый клич: «Возвращаемся к костям!» (Wong, 1999). Впрочем, в 2015 году Джефри Шварц и Иен Таттерселл на примере африканских находок сделали громкое признание, которое в контексте фразы Торна можно сформулировать как: «Возвращаемся к нулю!» Их позиция сводилась, и сегодня сводится к тому, что даже кости не панацея, – конкретней, что эволюционная палеоантропология зашла в тупик по части представления о происхождении и систематике Homо sapiens, в каковой области, выражаясь в духе старого идеологического анекдота, «нужно менять всю систему» (Schwartz & Tattersall, 2015).

Впрочем, и Р. Клайн критикой ДНК-методов не ограничился. Будучи ярым сторонником теории «из Африки», он, тем не менее, тогда же заявил, что «ископаемые свидетельства, которые могли бы подтвердить эволюцию полностью анатомически современных людей в Африке, тотально отсутствуют» (Klein, 1993, стр. 14). Существуют лишь слабые свидетельства того, что современная морфология появилась в Восточной Африке между 50 и 40 тыс. лет, говорит Клайн (Klein, там же, стр. 14–15), каковое признание профессор Семенов называет «полной капитуляцией» (Семенов, там же, стр. 23). Мы добавим, что современная морфология в Африке могла появиться лишь в том же смысле, в котором «появляются» гости.

В данном случае мы говорим не о малом количестве или отсутствии африканских находок, а об их «качестве», способности убедительно обосновать теорию. Такого качества африканские ископаемые нам не демонстрируют. Они не предоставляют мало-мальски убедительных данных об эволюции в Африке и выходе из нее, сценарии с их привлечением беспочвенны, их сапиентные черты, как и их датировки,часто имеют рукотворный характер, то есть по сути сфабрикованы. В Африке древние слои часто лежат на поверхности, и факт попадания в них более молодых костных останков, которые по этим слоям датируются, отследить практически невозможно. Многие из перечисленных африканских черепов найдены без посткраниального материала и имеют следы ритуального обращения, что также делает неопределенным их возраст и место происхождения (череп своего родового предка в древности могли принести в Африку мигранты). Разнородность африканских черепов необъяснима с позиций антропогенеза, они не образуют какого-либо последовательного морфологического ряда, но все имеют черты, не оставляющие сомнений, что их обладатели не были прямыми предками Homo sapiens. Иными словами, палеоантропология Африки по отсутствию любых убедительных свидетельств позволяет нам утверждать, что современное человечество не происходило ни от предъявляемых нам сегодня «предковых» индивидов типа Бодо, Кабве, Херто, Омо и прочих, ни от столь же мифических позднепалеолитических мигрантов из Африки.
 

8.

Археологическое возражение

Археологическая концепция, имевшая цель поддержать теорию «из Африки», долгое время исходила из тех же африканских якобы приоритетов, что и остальные свидетельства. Поскольку в эволюционной теории сам уровень развития инструментальной и бытовой материальной культуры ранее жестко связывался с видовым уровнем развития Homo, то считалось, что культура Homo sapiens, как носителя современных когнитивных и поведенческих способностей, появляется только вместе с ним и присуща только ему. Так, ориньяк или шательперрон – это не столько стиль, сколько маркер эволюционного развития Homo sapiens. До появления современного человека из Африки европейские неандертальцы были носителями более примитивной, мустьерской, культуры, отражающей, как считалось, их соответствующий эволюционный уровень. Замещение неандертальской культуры ориньяком было одной из форм замещения неандертальцев сапиенсами. В этой схеме оставалось только показать, что более продвинутые сапиенсы пришли в Европу именно из Африки.

Если пояснить уровень поставленной задачи в рамках аргументации отечественных ученых, то у Станислава Дробышевского это звучало бы так – если нечто присутствует сначала в Африке, а потом появляется за ее пределами, то это нечто впервые возникло в Африке (см. Дробышевский, «Анатолий…»). Стандартная аргументация Александра Маркова по стилистике несколько иная – если нечто отсутствует в Африке, а потом появляется за ее пределами, то это нечто возникло в Африке. Почему? Потому что всё возникло в Африке. Какой бы абсурдной и бесполезной для решения задачи последняя связка ни казалась (что характерно для марковской логики в целом), но здесь он хотя бы прав, что культура европейских сапиенсов в Африке отсутствует. Для доказательства африканской теории, разумеется, более осмысленным был бы подход в стиле Дробышевского, но с ним, этим подходом, те же проблемы.

Идею принесения культуры верхнего палеолита в Европу из Африки высказывала еще в начале XX века Дороти Гаррод, но это предположение наткнулось на то, что хронологическая система палеолита Европы при минимальном изучении не соответствовала доисторическому прошлому Африки. Для сведения концов с концами и попыток сделать культурные хроносистемы Европы и Африки параллельными, африканскую археологию разделили на нижний, средний и поздний каменный век, что, тем не менее, не совпадало с нижним, средним и верхним палеолитом Европы. Гвоздем программы было постулировано происхождение анатомически и поведенчески современного человека в Африке 50–40 тыс. лет назад, каковой период и был объявлен окончанием среднего и началом судьбоносного позднего каменного века. Обоснованием тому считалось появление в Африке предметов культуры, отсутствовавших здесь ранее – более совершенных наконечников, костяных гарпунов, бус из скорлупы страусиных яиц, что и свидетельствовало о новом видовом статусе человека – Homo sapiens sapiens.

Невозможно было игнорировать, что археологическая культура Европы не имела никакой связи и не брала никакого начала в африканской, но этот факт как раз игнорировали. Как и с костными останками, а позже и с «самыми древними гаплогруппами», доказательным акцентом было то, что Африка своими гарпунами и бусами показывает более ранние умственные и поведенческие способности человека. «Поздний каменный век» Африки, по аналогии с генетическими метафорами, по ожиданиям можно было бы уподобить некоему «культурно-техническому Адаму», предку всех мировых культур.

Вскоре, однако, вся эта схема посыпалась – и сначала, конечно, в самой Африке. Выяснилось, что культура позднего каменного века, отождествляемая с появлением современного человека (тех самых бус и костяных гарпунов), имеет гораздо большую древность, уходя корнями в «средний каменный век» и в архаичные сообщества Homo, тогда как носителями культуры самого совершенного позднего каменного века могут быть наиболее поздние (13 тыс. лет назад), но при этом крайне архаичные, практически эректусные африканские формы вроде Иво Элеру. Далее эта схема посыпалась и в Европе. Антрополог А. Зубов еще в 1997 году сообщает:

«К числу новых достижений науки о происхождении человека относится также твердо установленный теперь факт отсутствия жесткой связи между типом каменного инвентаря и эволюционной стадией рода Homo. Это наглядно зафиксировано антропологами и археологами при раскопках в Сен-Сезар (Франция), где останки классического неандертальца были обнаружены вместе с орудиями верхнепалеолитического (шательперрон) типа» (Зубов, «Дискуссионные…»).

Иллюзией решения проблемы стало, разумеется, отнесение границы позднего каменного века в глубину веков, равно как и попытки состарить «самого современного» африканского сапиенса (Напомню, что информация современных справочников о «появлении анатомически современных Homo sapiens 300 тыс. лет назад в Африке» не соответствует действительности). Однако никаких параллелей и преемственных связей меж Европой и Африкой от этого не прибавилось. Если в Европе сапиентные культуры вспыхивали, по сути, внезапно там, где появлялись сапиенсы, то в Африке картина культурного и технологического развития была долгой и «тягучей», без резких скачков и переходов, с периодами застоев и долгих перерывов. Некоторые приемы, которые можно было бы посчитать новациями – символические изображения, использование клея для фиксации наконечников копий и др. – проявлялись в разных частях Африки на короткое время, а затем утрачивались на тысячелетия. Производство микролитов, этих условных свидетельств сапиентного прогресса, возникало в южноафриканском местонахождении Пиннакл Пойнт (72 тыс. лет назад), в формации Наисиусиу в Олдувае (62 тыс. лет назад), в кенийской пещере Энкапуне-я-Муто (более 45 тыс. лет назад), но исчезало без продолжения, либо технологии деградировали. В южноафриканских пещерах Ховисонс-Порт, Сибуду и упоминавшейся выше Бордер Кейв отмечено производство 65 тыс. лет назад микролитов и призматических лезвий, склеенных из нескольких частей разогретой охрой и древесной смолой – так называемой ховисонс-портской индустрии, которая предвосхищала каменные орудия «позднего каменного века», наступившего через 25 тыс. лет, но 60 тыс. лет назад она исчезла, не оставив потомков, после чего на этих территориях вновь появились более примитивные технологии.

Такая картина гораздо более похожа на регулярное прибытие «туристов» извне, некий приток групп людей, приносивших более совершенные технологии, каковые сообщества позже вымирали или деградировали.

Далее, смирившись с мыслью, что связи между археологией Африки и Европы не существует, а ассоциация предметов культуры с какими-либо видами Homo неопределенна, сторонники «из Африки» перешли к более размытой тактике под названием «в любом случае в Африке современное поведение появилось раньше, чем где-либо». В частности, искусство. Сегодня вы, читатель, в дополнение к этой мантре услышите старые-старые песни, еще из прошлого века, что, скажем, в Пещере очагов в Южной Африке найдено несколько бус, датируемых более 50 тыс. лет назад; в пещере Бломбос, в той же Южной Африке, обнаружены бруски охры с выгравированными геометрическими узорами возрастом 100–75 тыс. лет; в Марокко найдены бусы и другие украшения возрастом более 130 тыс. лет, а в эфиопском городище Гадемотта – каменные наконечники копий возрастом 280 тыс. лет! То есть вам скажут, что как ни крути, а самые ранние признаки символического поведения человека, включая развитие познания, зачатки искусства и социальных отношений впервые появляются в Африке.

Всё бы ничего, но это всё – действительно, ничего. Из предыдущей главы мы помним, что в той же Африке существуют находки гораздо более древнего возраста, свидетельствующие о современном поведении, включая символическое мышление, искусство и даже, возможно, религиозные представления. Это и «голова бабуина» из Олдувая (1,8 млн. лет), и артефакты кенийской Олоргезайли (до 1,2 млн. лет), и «Венера» из Марокко (400 тыс. лет), и многие другие. И хотя их по причине слишком большого возраста не пристегивают к происхождению современного человека, тем не менее непонятна сегодняшняя апелляция эво-адептов к африканским находкам «среднего каменного века», принадлежащим не современным, а архаичным Homo – гейдельбержцам и хельмеям. Какой смысл (с точки зрения эво-канонов) в том, что «Африка самая первая», если связь между происхождением современного человека в Африке и его современным мышлением-поведением разорвана? Получается та же история, что и с гаплогруппами – если символическое мышление и современное поведение было свойственно уже гейдельбержцам (опять же, с точки зрения канона), и эти материи не связаны с анатомической современностью, то как с их помощью доказывается происхождение современного Homo sapiens в Африке?

Ну и, конечно, самое главное – даже с точки зрения эволюционизма, Африка не является пионером в плане происхождения современных когнитивных и поведенческих способностей человека, что прекрасно демонстрирует археология. Находки, сопоставимые по возрасту и когнитивному «качеству» с африканскими, присутствуют по всему миру, несмотря на то, что Африка была самым ранним, продолжительным по времени и самым объемным во всех смыслах убежищем для древних людей. Не забудем и культурно-религиозные свидетельства древнего неафриканского мира (см. гл. 5 этой работы), и его технологические возможности. Древнейшее свидетельство мореплавания принадлежит эректусам, которые могли попасть на остров Флорес порядка миллиона лет тому назад (по стандартной хронологии) лишь на искусственных и управляемых плавсредствах, и чьи орудия в Воло Сеге, Танги Тало, Боа Леза датируются соответственно. Орудия в Плакиасе на острове Крит (в двух местонахождениях, возрастом от 130 до 700 тыс. лет) также говорят о способностях древних людей попасть на Крит, проделав 40 миль по открытому морю.

Африканское культурное и технологическое первенство, таким образом, отсутствует как класс. «Когнитивный антрополог» Беднэрик пишет, что даже для Европы ассоциация соответствующих верхнепалеолитических культур с неандертальцами (мустье) и сапиенсами (ориньяк и др.) является ложной, поскольку эти культуры были часто взаимозависимы. Не говоря уже о мифическом первенстве африканской культуры позднего палеолита:

«Поздний мустьерский период Европы повсеместно характеризуется регионализацией, миниатюризацией и более широким использованием лезвий, а также улучшенной техникой захвата. В Германии это включает в себя использование ретуши с обратной или притупленной стороны на микролитах, скрепляемых березовой смолой, почти одновременно с первым использованием микролитических орудий в традиции Ховисон-Порта на юге Африки. Следовательно, предположение о том, что генетически и таксономически неопределенный народ с набором инструментов четвертого типа путешествовал из Африки к югу от Сахары через Северную Африку, абсолютно не подтверждается, в то время как существуют единодушные доказательства, что эти традиции развивались in situ во многих регионах Евразии задолго до того, как они достигли Северной Африки или Леванта. Ровно то же самое относится и к палеоискусству» (Bednarik, 2013).

То есть африканские технологические «новации» использовались еще неандертальцами, не говоря уже о том, что верхнепалеолитические не могли быть принесены из Африки. С точки зрения нашей концепции все еще проще. Нам не нужно сочинять схему постепенного анатомического и когнитивного становления Homo sapiens. Поскольку любой «архаичный» человек являлся потомком анатомически современного человека и его редуцированным вариантом, он всегда и везде в той или иной форме проявлял свои человеческие способности поведения и мышления. Ранним неандертальцам Европы, в той же мере, как и африканским людям Homo naledi (250 тыс. лет назад), были свойственны символическое мышление, создание наскальных рисунков, украшения и похоронные обряды. И это при том, что европейские неандертальцы были по всем анатомическим и ментальным признакам близки к сапиенсам, а африканские Homo naledi, напротив, являлись наиболее специализированным (архаизированным) типом сапиенса, пройдя двойную трансформацию – сначала в эргастера, а затем в эргастерную карликовую форму, что делает наледи внешне похожим едва ли не на австралопитека, но не отменяет всех его человеческих качеств.

Очевидно, что появление верхнепалеолитических культур Европы и Азии вместе с внезапным появлением там человека анатомически современного типа – связанные вещи. Последняя линия обороны африканоцентристов – что, да, переход от застойного среднего к позднему каменному веку был не слишком быстрым и впечатляющим, да и поздний не особо развивался, но вот по выходе африканцев в Евразию произошел внезапный культурный взрыв, случилась верхнепалеолитическая революция. «И тут мне, Василий Иванович, как поперло!» Но эволюционисты путают причину со следствием. Какие-никакие, но культурные и антропологические новации в Африке связаны с появлением людей современного физического типа по всей ойкумене, в том числе и в самой Африке, а не с выходом из нее. Поздний африканский каменный век пришел на смену среднему как следствие возникновения верхнего палеолита Европы. На роль выходцев из Африки эво-адепты, напомню, предлагают нам в этот период людей, которые морфологически не соответствуют появившимся в Азии и Европе, но и из африканского позднего каменного века не рождался верхний палеолит Европы. Всё дело в правильной расстановке векторов. Еще раз. Дано – 40–50 тыс. лет назад по всему миру внезапно появляется анатомически современный человек. Именно с его появлением связано появление культуры и искусства верхнего палеолита Европы. Примерно в это же время, даже немного позже архаичный многотысячелетний средний каменный век Африки сменяется более совершенным поздним. Ау, вектора, где вы и в какую сторону направлены? Не логично ли допустить, что африканская перемена декораций связана с появлением сапиенсов и сапиентной революции в Европе? Или, от противного – если «настоящие» Homo sapiens (по словам людей, регулярно удревняющих африканские палеонаходки) появились в Африке еще 300–200 тыс. лет назад, то почему их интеллектуальное превосходство до этого времени никак не проявлялось? Странно – 200 тыс. лет были полностью современными, но дальше использования камней не пошли, а новый поворот в культуре – костяные гарпуны да бусы – почему-то совпал лишь с культурным взрывом в Европе.

Таким образом, обобщая, теория «из Африки» не только не подтверждена более-менее убедительными свидетельствами, но активно сыплется под давлением новых данных, ей прямо противоречащих. Генетические и палеоантропологические данные о раннем появлении современных людей в Африке противоречивы и сильны лишь тем, что никогда не учитывают альтернатив, а часто настолько предвзяты, что фактически сфабрикованы. Эта теория даже в официальных рамках не объясняет ни хронологическую, ни таксономическую, ни географическую картину появления и миграции человека. А концепция, постулировавшая происхождение человеческой современности (в широком смысле этого слова) в Африке на основании археологических свидетельств «позднего каменного века», сегодня уже не разделяется здравомыслящей частью научного сообщества – из-за размытия самой концепции, а также понимания, что сложное современное поведение-мышление гораздо старше появления Homo sapiens и не привязано исключительно к Африке.
 

Конец 2-й части публикации 7-й главы.

Читайте продолжение: Глава 7. Вычерпать море. Часть 2. Время – в глазу смотрящего

Перейти к списку используемой литературы

Примечания:

⁷«…Что мы даже не знаем точно, как выглядели «наши предки» периода выхода из Африки». – В частности, Дробышевский пишет:

«…В человеческой родословной почти не осталось пробелов. Есть три наиболее интригующих. Во-первых, крайне мало известно про тех, кто начинал ходить на двух ногах, у нас до обидного мало находок во временном интервале 10–7 миллионов лет назад, да и в интервалах 15–10 и 7–4 тоже не так уж много. Во-вторых, хотелось бы побольше знать о первых представителях рода Homo: интервал времени от 3 до 2 миллионов лет известен крайне отрывочно. Находки есть, но их мало и они фрагментарны. В-третьих, недостаточно понятно, как выглядели наши предки от 150 до 43 тысяч лет назад. Тут находок не так мало, но большинство из них фрагментарны, а ведь в это время происходил выход людей за пределы Африки! Так что антропологам есть ещё чем заняться» (Дробышевский, «Вопросы…»)

Или, сокращая, получаем некую несуразицу – мы уже знаем так много, что работы нам еще – конь не валялся. Картина «хорошо прослеживается», «полна» и «непрерывна» настолько, что находки практически отсутствуют или крайне фрагментарны в интервалах 15–10, 10–7, 7–4 млн. лет назад. Или, опять же, сокращая – от 15 до 4 млн. дет назад. Далее, между 4 и 3 миллионами лет наблюдаются австралопитеки, но самый важный интервал от 3 до 2 миллионов лет (якобы возникновение Homo) – полный туман (сказать прямо, именно потому, что никакие Homo в тот период не «возникали»). Порядка 2–1,8 млн. лет назад по официальной хронологии появляется уже «готовый» человек, хомо эргастер, а «от кого» – эволюционисты будут гадать и сватать ему лжепредков до скончания времён. Ну и, конечно, не менее важный период якобы возникновения современного человека от 150 до 43 тысяч лет назад – тоже темна вода во облацех. Иначе говоря, оптимистическая фраза Дробышевского: «В человеческой родословной почти не осталось пробелов» – означает, что об этой родословной и становлении человека неизвестно практически ничего. [Вернуться к тексту]

⁸«…А в период 600–200 тыс. л. н. Африку внезапно населяет уже форма, именуемая Homo heidelbergensis». – К этому можно добавить, что верхний предел «нового появления» Homo в Африке (обозначенный Дробышевским и Зубовым как 800 и 900 тыс. л. н.) за счет слишком широкого диапазона датировок единичных находок, скорее всего, «концептуально» завышен, каковые находки относятся все же к более позднему периоду, определяемому по стандартной шкале как 300–200 тыс. лет назад, но не значительно более глубокому. [Вернуться к тексту]

⁹«…И предстать в роли прямых «отцов» всего последующего человечества». – Кратко об «отцах»:

• Череп Бодо. Был найден в 1976 году в долине Аваш на поверхности в виде примерно сотни осколков на площади 25 м² и первоначально датирован буквально «на глаз» 200–350 тыс. лет. «Породы, в которых был обнаружен череп, – пишет Иен Таттерселл (Таттерселл, «Скелеты в шкафу»), – также содержали следы олдувайских стоянок, самых древних из известных человечеству. Однако в следующем же [нижележащем] слое были найдены каменные топоры, что наводило на мысли, не была ли олдувайская культура в Бодо на самом деле ашельской, только без топоров». («Ашель без топоров», – догадался Штирлиц). То есть налицо сразу был хронологический казус – датировать олдуваем череп нельзя, а ниже – «ашель без топоров». В результате многих перипетий авторы находки Кальб и Кларк только через 18 лет приняли решение датировать череп по «ашелю без топоров» (чтоб уж совсем не наглеть, датируя олдуваем) и назначили ему 600 тыс. лет. Объективно – возраст Бодо неизвестен. Череп крайне архаичен, массивен, имеет толстые кости свода и сильно выраженный рельеф. Его назначали на Homo erectus, Homo heidelbergensis, и, разумеется, в итоге на сапиенса с архаичными чертами. На черепе присутствуют следы узоров и шлифовки, что может подразумевать некую ритуальную практику, однако то, что не удивляет нас, в данном случае не смущает и эво-адептов, хотя ритуальные практики 600 тыс. л. н. эволюционизм не приветствует. Крис Стрингер считает, что череп Бодо 1 имеет черты, заставляющие сомневаться в том, что он был прямым предком Homo sapiens (Руссо, «Человек из Бодо…»).

• Череп Кабве. О нем мы говорили в первых главах этой книги. Найден в 1921 году в Замбии (тогда Родезии), в пещере естественного происхождения, где велась добыча свинцовой и цинковой руды. Был обнаружен не в породе, а экспонированным в пещерной нише еще в древности, возможно, в ритуальных целях. Датировался от 30 тыс. лет до 1,3 млн. лет, принятый возраст сегодня – 150–300 тыс. лет, с интервалом 100%. Ни одна из датировок не достоверна по целому ряду причин – находка не имеет никакого сопутствующего контекста, морфология черепа, скорее всего, вызвана его патологией, насыщенность костей свинцом и неизвестность истории черепа «подвешивает» все методы датировки, а ассоциация с черепом костей и орудий, якобы найденных в той же пещере, неизвестна (разночтения есть даже в факте самого их изначального нахождения в пещере). Но недостоверна не только датировка, но и предковый статус Кабве, ибо нет потомков, наследовавших его морфологию. Также череп Кабве имеет и некую экзотику в виде круглого сквозного отверстия на левом виске, похожего на пулевое, и «снесенную» часть черепной коробки справа. В данном случае я упоминаю сей факт не потому, что разделяю теории вроде путешествий во времени, а потому, что не удивлюсь, если каким-либо образом выяснится, что череп принадлежал человеку, убитому в XIX веке в той же пещере из огнестрельного оружия. Вот просто не удивлюсь. Череп крайне архаичен, массивен, с рекордно большими даже для эректусов и гейдельбержцев надбровными дугами, имеет плоский покатый лоб и крышевидный эректусный свод, но «прогрессивная» уплощенность лица позволяет современным систематикам говорить о находке, как о сочетающей черты эректуса и сапиенса. Кабве 1 имел послужной список присваиваемых ему номенклатур порядка 15-ти, от упоминавшегося «сутулоантропа родезийского», эректуса, неандертальца (тогда существование неандертальцев в Африке допускалось) до – в конце концов – архаичного сапиенса.

• Череп Ндуту найден в 1973 году в Танзании, датировка неизвестна, датировался от 200 до 990 тыс. лет. Изначально определялся как Homo erectus. Принятый сегодня возраст – 500–600 тыс. лет. Другие оценки, основанные на связи отложений Ндуту со слоями Масек в Олдувае, предполагают возраст около 400 тыс. лет. Череп сильно фрагментирован и в реконструированном виде часто выступает в качестве «первого настоящего сапиенса» (Homo sapiens sapiens), на что указывает Дробышевский, предупреждая, что фрагментарность и посмертная деформация могут быть причиной преувеличенной сапиентной реконструкции. Объективно – датировка и таксономический статус черепа неизвестны. [Вернуться к тексту]

¹⁰Приведу отрывок из своей статьи, на который я здесь ссылаюсь.

«Тот же Дробышевский <…> заявляет о своих исследованиях в рамках фундаментальной науки. Так, по его словам, он применяет математические методы при измерении ископаемых костей, выстраивая корреляции и выводя статистически значимые зависимости для различных признаков, что, по его мнению, является научным доказательством происхождения человека от ископаемых обезьян. Эту наглость выдачи «социальных» фантазий за методы строгой науки прокомментировал Алексей Лунный, заметив, что для описательных дисциплин такой подход неадекватен – все эти «статистически значимые зависимости» в палеоантропологии доказательствами не являются, а годятся в лучшем случае для предположений, ибо, в отличие от «настоящих» наук, легко могут быть результатом случайностей, выборочного сбора материала или субъективных предпосылок самого экспериментатора. Наука как таковая подобных «доказательств» просто не примет <…> То, что в нормальной науке не принимается и за что всех этих Дробышевских и Марковых погнали бы специфическими тряпками, в эво-палеоантропологии (и марковской палеонтологии, которая тоже не на своем месте) принимается как «научный факт» уровня фундаментальной науки». [Вернуться к тексту]

¹¹«…При отсутствии хотя бы одного морфологического свидетельства этого в Европе и Азии». – Долгое время сторонники африканской теории ссылались на две ранние европейские находки, якобы имеющие негроидные черты, что свидетельствовало об их появлении в Европе из Африки. Это парное захоронение Гримальди в Италии (22–26 тыс. л.) и Костёнки XIV (Маркина Гора) под Воронежем (36–39 тыс. л.). Нижние челюсти черепов женщины и подростка из Гримальди (скелеты были найдены еще в 1901 году) имели прогнатизм, что интерпретировалось как негроидность, хотя остальные признаки на это не указывали. Позже выяснилось, что женщина страдала от ортодонтного заболевания, приведшего к потере зубов, смещению нижней челюсти вперед и ложному прогнатизму. Что касается черепа подростка, то у него все зубы были на месте, «но ими манипулировали антропологи M. Буль и Р. Верноу, пытаясь реконструировать череп и лицо. М. Буль просверлил верхние челюсти, чтобы освободить зубы мудрости, которые все еще были внутри них. Сделав это, он изменил лицо, поскольку естественный рост зубов мудрости естественным образом изменил бы зубную дугу. Имея тогда слишком много зубов, чтобы соответствовать линии подбородка, он реконструировал очень прогнатную челюсть, возможно, ориентируясь на челюсть женщины. Следовательно, диагноз «прогнатизм» у подростка носит умозрительный характер», – сообщает англоязычная википедия со ссылкой на: Legoux, P. (1966): Détermination de l'âge dentaire de fossiles de la lignée humaine, Paris, Maloine. Отечественная википедия об этом не сообщает, но указывает, что прогнатизм черепов из Гримальди мог быть следствием их посмертной деформации, вызванной действием внешних факторов.

Второй «негроидный» человек из Маркиной Горы (скелет мужчины, найденный в 1954 году) по результатам генетического анализа оказался европейцем, но морфологически близок к итальянцам или индусам (Seguin-Orlando A., Korneliussen T.S., Sikora M. et al. Genomic structure in Europeans dating back at least 36,200 years // Science. November 6, 2014; Козинцев А., Дробышевский С. Что рассказала ДНК древнейшего «папуаса» из Воронежской области». https://antropogenez.ru/article/809/). [Вернуться к тексту]
 
 

Конец 2-й части публикации 7-й главы.

Читайте продолжение: Глава 7. Вычерпать море. Часть 2. Время – в глазу смотрящего.

Перейти к списку используемой литературы

© 2024 А. Милюков. Revised: июня 12, 2024