Главная Страница

Страница «История, Религия, Наука»

Карта Сайта «Golden Time»

Читать дальше



 

Составил А.А. Валентинов

ЧЕРНАЯ КНИГА («ШТУРМ НЕБЕС»)
 

Глава 1. Основные взгляды и задачи власти, определяющие уничтожение религии и церкви

Глава 2. Очерк гонений в период гражданской войны

Глава 3. Террор, гонения и «судебные» процессы в период ограбления храмов под предлогом «изъятия ценностей в пользу голодающих». Способы «изъятия». Статистика

Глава 4. Раскол среди духовенства и «ликвидация» церкви

Глава 5. Публичные глумления над религией

Глава 6. Развращение подрастающего поколения

Глава 7. Разрушение семьи, разрушение религиозных устоев в армии, противодействие населения

Глава 8. Методы антирелигиозной пропаганды. Способы разрушения религии и церкви

Глава 9. Дело Святейшего Патриарха Тихона

Глава 10. Дело архиепископа Цепляка и прелата Буткевича

Глава 11. Процесс Вениамина, Митрополита Петроградского


 

Глава девятая

ДЕЛО СВЯТЕЙШЕГО ПАТРИАРХА ТИХОНА

В процессе строго планомерного развития всей совокупности методов, всей системы, определяющей уничтожение в России религии и церкви – арест и устранение от управления православной церковью верховного главы её явилось кульминационным завершением выполненной до сих пор части намеченного плана.1)

_______________

1) Вопрос об упразднении в России патриарха был поднят впервые весной 1922 года. Телеграмма Польского телеграфного агентства сообщает об этом следующим образом:

«Москва 12 мая (пат.). На заседании Совнаркома обсуждалось предложениe Троцкого – об образовании в России патриарха и всей церковной иepapxии. Управление делами церкви должно быть, по проекту Троцкого, передано самим верующим, а все религиозные общины подлежат регистрации, как и все прочие союзы и товарищества» (№ 330-в).

Последнее, как известно, проведено полностью.

Для католической церкви в России таким же кульминационным завершением явился арест и устранение главы русской католической церкви Архиепископа Цепляка, (рассмотрению дела которого посвящается следующая глава), для Грузинской – арест и устранение Католикоса и Патриарха Грузии – Амвросия, а также расстрел (осенью 1924 г.) престарелого Митрополита Назария.

В наши дни, когда, в связи с последовавшим освобождением Патриарха Тихона из заточения, существует столько различных версий о целях и причинах, как этого освобождения, так и ареста, так, наконец, и возбуждения самого дела, грозившего, как это хорошо известно, Патриарху лишением жизни – в наши дни необходимо, соблюдая величайшую осторожность в оценке всех этих версий и, отбрасывая по этой причине вполне умышленно много чрезвычайно ценного материала – необходимо ограничиться только фактической стороной дела и только теми доку ментальными доказательствами, четкость, ясность и достоверность которых не может быть подвергнута никакому сомнению.

Первые известия о серьезном ограничении свободы для Свят. Патpиapxa относятся еще к началу 1919 года (февраль-март месяцы).

Однако, формальный арест с заточением сначала в монастырь, а затем с заключением в арестное помещение при Московском Г.П.У., состоялся значительно позже лишь осенью 1922 года, когда Патриарху были предъявлены коммунистической властью обвинения, сводившиеся в основе своей к двум главным положениям:

1) Патриарх препятствовал спасению жизней погибавших от голода;

2) Патриарх сочувствовал контрреволюционному движению в период гражданской войны, (коей явно якобы способствовал), и поддерживал своим авторитетом выступления заграничных «контрреволюционных» кругов (в частности политическую сторону деятельности церковного собора, созванного в 1922 году заграничными иерархами в г. Ср.-Карловцы в Королевстве С.X.С.).

Первому обвинению (Патриарх препятствовал спасению жизней погибавших от голода) можно противопоставить следующие исчерпывающие документы.

I) Известное воззвание Патриарха ко всему русскому народу о святом долге спасать умирающих от голода.

II) Следующее постановление Президиума так называемого «всероссийского центрального исполнительного комитета», явившееся прямым следствием результатов от воззвания Патриарха:

«Постановлениие Президиума Bcepoccийского Центрального Исполнительного Комитета.

Принимая во внимание целый ряд ходатайств отдельных религиозных обществ о разрешении производства сборов в пользу голодающих, Президиум Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета постановляет:

1) Сборы религиозным управлениям и отдельным религиозным общинам разрешить,

2) Предложить Центропомголу войти в соглашение с религиозными обществами о форме сборов пожертвований, имея в виду желания жертвователей.

Председатель В.Ц.И.К. М. Калинин.

Секретарь В.Ц.И.К. А. Енукидзе.

Москва, Кремль, 9 декабря 1921 года» (№ 331).

Что касается инкриминируемого Патриарху воззвания по поводу ограбления храмов под предлогом «изъятая церковных ценностей в пользу голодающих» (разумеется, что некоторую часть «изъятых» ценностей комитет помощи голодающим получил), то с этим воззванием, суть которого лишь в требовании общественного контроля и в попытке оградить храмы от надругательств святотатцев – с этим воззванием совершенно необходимо сопоставить следующие заявления, сделанные самим Патриархом и напечатанный в правительственном органе («Известия В.Ц.И.К.» № от 15 марта 1922 г.)

«Памятуя завет Христа – заявил Патриарх сотруднику «Известий» – отдай рубашку ближнему своему, если у тебя есть две рубашки – церковь не может оставаться равнодушной к тем великим страданиям, которые испытывает голодающий народ. Эти слова я приводил в своем воззвании, когда предлагал жертвовать в пользу голодающих церковные ценности еще до постановления об изъятии золота, серебра и драгоценных камней из церковного имущества, находящегося в распоряжении общин верующих.

В своем воззвании я перечислял эти ценности: подвески, кольца, браслеты, пожертвованные для украшения икон, пред меты церковной утвари, не применяемые для богослужения и старый серебряный лом.

Я надеюсь, что комиссия при Помголе для ликвидации пожертвованного церковного имущества отнесется с должной осторожностью к самой ликвидации» (№ 332).

Этими разъяснениями, к сожалению, совершенно не известными европейской печати, до конца и без всяких комментариев исчерпывается вопрос о том, имел ли в виду Патриарх вызвать своим воззванием, какие либо эксцессы.

Появление этих разъяснений в правительственном органе можно объяснить либо случайной неосмотрительностью коммунистической цензуры, либо тем крайне критическим положением, в каком находилась власть в разгар голода, когда явилась необходимость использовать поневоле и в порядке исключения честным образом авторитет главы церкви.

Что касается вопроса о том, имел ли Свят. Патриарх основания требовать соблюдения канонических правил при изъятии и так раздражившего власть, общественно-церковного контроля, то вопрос этот со всей ясностью и до конца освещается данными, воспроизведенными на этих страницах за №№, относящимися к массовому расхищению ценностей, грабежам, судебным процессам расхитителей, вывозу церковного инвентаря заграницу, проектами использования его для товарообмена с Европой и т.д. и т.д. Обвинения второго рода (содействие контрреволюционным замыслам в период гражданской войны и позже) столь же основательны и добросовестны.

Вопрос об отношении Патриарха к гражданской войне был освещен следующим сообщением, сделанным со слов б. poccийского посланника в Сербии Кн. Г. Н. Трубецкого – Венскому представителю Телегр. агентства «Русспреcс»:

«Большевики ставят в вину Патриарху Тихону поддержку контрреволюционного движения. Обвинение это совершенно ложно. Именно Патриарх Тихон самым тщательным образом оберегал православную церковь от всякого вмешательства в гражданскую войну. Его отношение к Карловацкому собору, который он осудил, известно. Точно также известны его многочисленные обращения к духовенству в России со строжайшим запрещением принимать участие в политической борьбе. Но есть факт, который в еще более резкой форме характеризует точку зрения и образ действия Патриарха в данном вопросе. Факт этот до сих пор оставался неизвестным печати, и я считаю своевременным его огласить. Как участник белого движенья, я посетил Патриарха Тихона и просил его хотя бы тайно передать свое благословенье белым армиям. Я должен был привезти его благословение на Дон, и я гарантировал что тайна не будет нарушена. Но я убеждал Патpиapxa решиться на это, так как его благословенье необычайно подняло бы дух войск. Но Патриарх был непоколебим и даже в этот решающий момент не изменил своему убеждению, что духовенство должно стоять вне политики и политической борьбы» (№ 333).

Это сообщение вызвало обстоятельное разъяснение самого кн. Г. Н. Трубецкого, напечатанное в № 798 газеты «Руль» от 17-го июля 1923 г. в форме письма в редакцию:

«В № 791 «Руля» от 8 шля под заголовком: «Патриарх Тихон и белое движение» помещена беседа со мной Венского представителя «Русспресса». Вследствие сего считаю нужным заявить, что я никого не уполномачивал делать в печати какие-либо сообщения от моего имени. Около двух месяцев тому назад, по просьбе Венского представителя «Руспресса», я поделился с ним, но лишь в качестве общага материала, некоторыми сведениями о Патриархе Тихоне в доказательство того, насколько обвинения Патриарха во внесении политики в Церковь является ложным и необоснованным, В рассказе о моем посещении Патриарха Тихона перед отъездом на юг России, в начале добровольческого движения, считаю нужным отметить одну существенную неточность: я не просил разрешенья Патриарха передать благословение его войскам Добровольческой Армии, и Святейшему Тихону не пришлось мне в этом отказывать, но я просил разрешения Его Святейшества передать от Его имени благословенье лично одному из видных участников белого движения, при условии соблюдения полной, тайны. Патриарх не счел, однако и это для себя возможным, настолько он держался в стороне от вся кой политики...

Год спустя, Пастырским посланием, помеченным 25-м сентября (день памяти Св. Сергия), Патриарх вменил в обязанность пастырям церкви стоять в стороне от гражданской войны. Я помню, как нас, стоявших тогда близко к Добровольческой Армии на юге России, огорчило это послание Патpиapxa, но впоследствии я не мог не преклониться перед его мудрой сдержанностью: всюду, где епископы и священники служили молебны по поводу победоносного продвижения Добровольческой Армии, духовенство принуждено было, вслед затем, разделить участь этой армии и спешно покидать свою паству, к великому ущербу для церковного дела.

Имев случай, как член Московского Собора 1917-18 годов, лично знать Святейшего Тихона, я считаю долгом совести присоединить свой слабый голос к недавнему пастырскому обращению Митрополита Евлогия, предостерегающего от поспешного легковерия ко всем доходящим через советские органы сообщениям о зaявлeнияx, приписываемых Патриарху Тихону. При необыкновенной мягкости и благостности, которые делают личность его столь обаятельной, Святейший Тихон всегда производил на окружающих впeчaтление полной готовности понести тот крест, какой укажет ему Господь. Личная участь не заботила его, но он болел душой за подначальных и за духовых своих чад. Свое избрание он принял, как крест и во всем облике его чувствовалась обреченность проникнутого своим долгом пастыря и полное отсутствие каких-либо личных соображений.

Tе, кто видели Патриарха в эти памятные дни его избрания и принятия на себя сана, вынесли неизгладимое впечатление о его кротком, незлобивом, и смиренном облике, и большевикам не удастся затуманить этот образ своими «разоблачениями».

В их руках есть средство, чтоб им поверили. Пусть они выполнят общее требование не только русской зарубежной, но и европейской печати: пусть предоставить Патриарху действительную, а не призрачную, свободу. Раньше, чем мы не увидим Святейшего Отца и из его уст не услышим слов, которые ему приписывают, мы будем придавать им так же мало значения, как в свое время ложному слуху об его отречении и передачи своей власти самозваному органу живой церкви.

Прошу газеты, напечатавшая сообщения «Русспресса», не отказать перепечатать и это мое письмо.

Член Московского Всероссийского Собора

Князь Григорий Трубецкой.

12-го июля 1923 года (№ 333-а).

Отрицательное отношение Патриарха к Карловацкому заграничному собору, принявшему некоторым большинством голосов действительно одну политическую резолюцию (о восстановлении монархии и о возвращении престола династии Романовых),2) определяется всем хорошо памятным указом Патриарха.

_______________

2) Необходимо, однако, заметить, что часть духовенства и мирян во главе с митрополитом Западно-Европейских Русских Церквей находила также неуместным обсуждение на Соборе политических вопросов и принятие какой бы то ни было политической резолюции.

Несмотря на это, народный комиссар юстиции Курский находил возможным в интервью с корреспондентом заявить: «Патриарх Тихон не отказывался от связи с заграничной контрреволюцией и одобрил созыв Карловацкого со бора с монархической программой» (№ 334).

Простого сопоставления текста указа с этой ложью достаточно, чтобы оценить приемы верховного руководителя советской юстиции как и всю эту «юстицию».

Одновременно советская печать и различные агенты власти начинают яростные нападки на беззащитного узника. Назначенный прокурором по делу Патриарха коммунист Крыленко, обращаясь к представителям губернских организаций, прибывших в Москву для представления резолюций этих организаций, требующих вынесения смертного приговора Патриарху Тихону, заявляет заранее:

«Судьба гражданина Тихона в наших руках и вы можете быть уверены, что мы не пощадим этого представителя классов, которые в течении столетий угнетали русский народ и которые до сих пор не отказались еще от мысли о борьбе с суверенной волей русского пролетариата. Советское правительство твердо решило ответить на эти попытки самой энергичной контратакой. Оно будет беспощадно и не окажет никому снисхождения. Пролетариат должен во что бы то ни стало удержаться на завоеванных позициях. В настоящее время одной из главных стадий борьбы, которую мы ведем, является борьба против религиозных предрассудков и слепого фанатизма масс. Мы объявили войну религии, войну всем вероисповеданиям, каковы бы они ни были. Русский народ должен освободиться от этого последнего ига»... (№ 335).

В это же время по всей России начинается яростная агитация коммунистов среди темных масс и подонков населения за вынесение повсеместно резолюции, требующих заранее смертного при говора для узника.

Обилие этих резолюций не только не смущает власть, но даже вызывает на страницах «Известий В.Ц.И.К.» следующего рода горделивые замечания:

«Массовые резолюции духовенства, осуждающие Патриарха еще до суда, и как предателя церкви, и как контрреволюционера-преступника, служат лучшим ответом белогвардейским шавкам, которые давно, конечно, замолкли бы, если бы у них были другие средства борьбы против советской власти» (№ 336).

Здесь не нужно воспроизводить целиком, хотя бы в качестве образцов, эти отвратительные резолюции. О том, что они собою представляют, можно судить хотя бы по началу следующей, вынесенной какими-то подонками от имени крестьян Загарской волости (губерния не указана, напечатана в «Известиях В.Ц.И.К.», № 1824 – 21.IV.23):

«Мы, беспартийные крестьяне Загарской волости, узнав, что в ближайшем будущем имеет быть судебный процесс Патриарха Тихона, заявляем, что он – кровопиец в рясе, контрреволюционер и людоед... мы требуем от цент реальной советской власти вынести кровопийце Патриарху Тихо ну суровую и беспощадную меру наказания» (№ 337).

Если подобного рода резолюциями имелось в виду терроризовать лишний раз духовенство и, может быть, самого Патриарха, то все же должно заметить, что в смысле подрыва авторитета главы церкви достичь ими ничего не удалось. Горячее сочувствие и общее преклонение пред безмолвными страданиями Первосвятителя было слишком очевидным и тогда то именно советское правительство увидало себя вынужденным использовать самым широким образом искусно внесенный уже в церковь раскол.

Здесь должно заметить, что еще до полного лишения Патриарха свободы, – 12-го мая 1922 года от Патриарха Тихона, при обстоятельствах, остающихся до сих пор невыясненными, было вырвано согласие на временную передачу верховного управления церковью другому архипастырю.

«Известия В.Ц.И.К.», от 13-го мая 1922 года, сообщают об этом в следующих выражениях:

«12-го мая группа духовенства в составе протоиерея Введенского, священников Красницкого, Калиновского, Белкова и псаломщика Стадника, направилась в Троицкое подворье к Патриарху Тихону и имела с ним продолжительную беседу.

Указав на только что закончившийся процесс московского Губвоентрибунала, коим по делу о сопротивлении изъятию ценностей вынесено 11 смертных приговоров, группа духовенства моральную ответственность за эту кровь возлагает на Патриарха, распространившего по церквам свое послание - прокламацию, от 28-го февраля.

По мнению группы духовенства, это послание на местах явилось сигналом для новой вспышки руководимой церковной иepapxией гражданской войны церкви против советской власти».

Далее, против Патриарха были выдвинуты, отмеченные уже выше, обвинения, после чего орган В.Ц.И.К. в заключение отмечает:

«...группа духовенства потребовала от Патриарха Тихона созыва для устроения церкви поместного собора и полного отстранения Патриарха до соборного решения от управления церковью.

В результате беседы, после некоторого раздумья, Патриарх написал отречение, с передачей своей власти до поместного собора одному из высших иерархов» (№ 338).

Причины, побудившие Патриарха подписать указ, остались не выясненными. По этому поводу Парижская русская газета «Последние Новости» отмечала:

«Мы уже сообщали на днях о приостановке исполнения смертного приговора над 11 лицами, судившимися по делу о сопротивлении изъятию церковных ценностей. Не находится ли эта приостановка в связи с отречением Патриарха. Не вызвано ли согласие Тихона угрозой в противном случае расстрелять осужденных?» (№ 339).

Временным заместителем своим Патриарх назначил 70-лет-него митрополита Ярославского Агафангела.

Митрополиту Агафангелу не позволили выехать из Ярославля, а затем он был осужден на принудительные (фактически же - нередко каторжные) работы и выслан по этапу. По сообщениям заграничных газет часть пути престарелого иерарха гнали пешком в лютую стужу3).

_______________

3) Вот одно из таких сообщений, озаглавленное: «Судьба заместителя патриарха». Заместитель патриарха Тихона, митрополит Агафангел находится в ссылке в Нарымском крае, в глухом поселке, в 200 верстах от села Копышева. После ареста в Ярославле, с августа по 28 декабря митрополит пробыл на Лубянке в тюрьме ГПУ в ожидании следствия и суда, но таковых не дождался и, по распоряжению ГПУ, был выслан в Нарым под надзор местной чека. Небезынтересно, что в бытность митрополита Агафангела в Ярославле, незадолго до его ареста, к нему явилась депутация от «живой церкви», которая обещала ему свою поддержку и сохранение за ним метрополии в случае, если он признает догматы «живой церкви» и примет участие в ее работе. Митрополит от казался и вскоре был арестован. Викарные епископы Ярославской епархии были арестованы тотчас же после ареста Митрополита и без суда расстреляны по приказу из Москвы. Служить в ссылке митрополиту запрещено. Сосланному митрополиту в настоящее время около 70 лет, но он терпеливо переносит все лишения, питаясь голодным пайком, который не всегда аккуратно выдается ему местным советом. Следует еще заметить, что прежде, чем достичь места ссылки, престарелому митрополиту пришлось вынести много мытарств в пути, так как большевики, очевидно, с целью глумления, заставили его отправиться в ссылку по этапу, пересылая его вместе с группами осужденных преступников из тюрьмы одного города в тюрьмы других городов.

В № 84 «Известий В.Ц.И.К.» подводятся следующие итоги этим мероприятиям:

«На Украине идет борьба трех церквей... В Киеве Тихоновцы объединились вокруг Митрополита Михаила. В Киево-Печерской лавре печатались прокламации, в которых население призывалось к восстанию против советской власти. Михаил вместе с окружающими его отправлен в Москву. В числе арестованных несколько епископов, известных активными выступлениями против советской власти. В городе Сновск, Черниговской губернии священник Соловьев, вместе со своими сторонниками, набросился на «живоцерковника» священника Ярчукова и начал его избивать. Ярчуков бросился в алтарь и там отбивался тяжелым железным крестом, пока крест не сломался. Ярчукова вытащили на середину храма и стали топтать ногами. Подоспевшая милиция разогнала тихоновцев. Тихоновцы в Харькове продолжают поминовение Патриарха Тихона, бросая открытый вызов советской власти. Церковное управление Украины воспретило поминовение, но тихоновцы продолжают свою работу. Целый ряд священников уволен от должностей. Среди харьковского духовенства закончена ликвидация остатков тихоновщины, арестовано 16 священников во главе с епископом Павлом. Священники будут высланы из пределов Украины. В Благовещенском соборе тихоновцы устроили по адресу советской власти скандал....

Священники-тихоновцы, окруженные своими приверженца ми, пошли к Благовещенскому собору, когда происходила передача его членам «живой церкви».

Тихоновцы пытались наброситься на членов «живой церкви», но нарядом милиции были отогнаны. Часть их арестована» (№340).

Там же сообщается несколькими строками ниже:

«На Кубани слушается дело кубанских тихоновцев, возглавляемых епископом Евсевием. Привлечено 19 обвиняемых: 5 священников, учитель, агроном, кооператор, торговцы и т.д...» (№ 340-а).

Опьяненный столь неожиданно-быстрыми успехами орган Р.К.П. замечает в эти дни совершенно откровенно:

«Процессы тихоновцев - церковников дают материал, могущий быть направленным и против «живой» церкви. Нужно его собрать, систематизировать, использовать» (№340-в).

Не довольствуясь всеми достигнутыми, в результате заточения Патриарха успехами, советское правительство созывает в начале мая 1923 года церковный собор из послушных ему представителей и мирян. При помощи непревосходимых по цинизму приемов, все неугодные элементы на выборах в соборе были устранены и в результате собор, получивший в массах наименование «красного собора» принял ряд постановлений, углубивших еще более церковный раскол. Одним из них явилось постановление о лишении сана Патриарха, только ради предоставления советской власти возможности судить главу церкви, как простого гражданина.

Законным постановление это Патриархом, естественно, признано не было.

Для того, чтобы исчерпывающим образом оценить моральную ценность этого постановления и удельный весь самого «красного собора» достаточно привести нижеследующее обращение этого со бора, именовавшего себя церковным, к главным руководителям воинствующего атеизма:

«Второй собор русской православной церкви, открывая свои работы шлет свою благодарность Всероссийскому Исполнитель ному Комитету за разрешение собраться избранным сынам церкви, чтобы обсудить назревшие вопросы. Вместе с этой благодарностью собор шлет и свое приветствие верховному органу рабоче-крестьянской власти и В. И. Ленину.

Великий октябрьский переворот государственными метода ми проводить в жизнь великие начала равенства и труда, имеющиеся и в христианском учении»... Приветствие кончается словами:

«В. И. Ленину собор желает скорейшего выздоровления, чтобы он снова стал впереди борцов за великую социальную правду» (№341).

Лицо «красного собора» приведенным документом обрисовывается ясно и до конца.

Нравственный авторитет участников этого собора определяется достаточно следующими словами одного из главнейших его руководителей (протоиерея Введенского):

«Мы должны обратиться со словом глубокой благодарности к правительству, которое, вопреки клевете заграничных шептунов, не гонит церкви. В России каждый может исповедовать свои убеждения. Слово благодарности должно быть высказано единственной в мире власти, которая творит, не веруя, то дело любви, которое мы, веруя, не исполняем, а так же вождю советской России В. И. Ленину (№ 341-а).

Еще лучше следующий абзац из «соборного» постановления:

«Церковным людям не надлежит видеть в советской власти – власть антихристову. Наоборот, собор обращает внимание, что советская власть, государственными методами одна во всем мире, имеет осуществить идеалы Царства Божия. Поэтому, каждый верующий церковник должен быть не только честным гражданином, но и всемирно бороться, вместе с советской властью, за осуществление на земле идеалов Царства Божия» (№ 341-в).

В это время со стороны Западного миpa в лице целого ряда выдающихся европейских деятeлeй было проявлено к делу и участи Патриарха Тихона серьезное внимание, которое не могло не про извести впечатления на советскую власть. Выражением этого внимания являются в ряду многих других следующие документы:

1) Телеграмма кардинала Мерсье Патриарху Тихону: «Примите чувства уважения, восхищения и горячей симпатии. Bместе с Вами молим Бога о спасении России» (№ 342).

2) Ответ французского посла в Финляндии на просьбу о заступничестве за Патриарха главы Финляндской православной церкви епископа Серафима, обращенную к президенту французской республики:

«Французское правительство, еще до этого возмущенное приговором над Московским Патриархом, сейчас же обратилось к британскому, бельгийскому, итальянскому и юго-славянскому правительствам с просьбой совместно обсудить те меры, при помощи которых можно было бы добиться освобождения главы русской церкви. Британское правительство, посоветовавшись со своим представительством в Москве, сообщает, что вмешательство со стороны великих держав было бы, невидимому, скорее вредным, чем полезным, и его бы использовали для доказательства солидарности буржуазных правительств с мнимыми врагами пролетариата.

Такое мнение британского правительства было признано моим правительством основательным и оно, при таких условиях, не может считать, что удовлетворение Вашей просьбы будет иметь хоть какой-нибудь успех» (№ 343).

3) Ответ английского министерства иностранных дел на имя епископа Серафима:

«По поручению маркиза Керзона, отвечаю на письмо Вашего Высокопреосвященства Его Величеству Королю от 12-го сентября относительно притеснений русской церкви.

Я позволю себе уверить Вас, что правительство Его Величества весьма искренно сожалеет о всех нападках на свободу вероисповеданий и сочувствует жертвам преследований, когда им приходится страдать за свои убеждения.

Положение, однако, не таково, чтобы можно было вмешиваться во внутренние дела других стран и остается только надеяться, что там, где борьба за убеждения особенно сильна, общий ход событий приведет ко всеобщему умиротворению и вернет условия нормальной жизни, столь необходимые для преуспеяния всякого государства.

Я должен, однако, заметить, что отдельные общества, по почину apxиепископа Кентерберийского, принимают живое участие в судьбе русской церкви и делают все, что могут, для защиты ее» (№ 344).

4. Письмо поверенного Америки в Финляндии: «Сообщение об аресте Патриарха Тихона и других лиц, получено и прочтено с глубоким интересом» (№ 345).

5. Ответ Президента Германской Республики Эберта:

«Ваше Высокопреосвященство, я с большим участием принял к сведению Ваши cooбщeния и просьбу заступиться перед советским правительством за преследуемое русское духовенство. Само германское правительство не имеет возможности официально вмешаться в вопрос о способе обращения с православным духовенством, так как вопрос этот внутренний, русский вопрос, тем не менее могу указать на то, что Германия неоднократно пользовалась удобным случаем, чтобы поставить русское правительство в известность о том, что в широких духовных кругах надеются на то, что русские власти будут обращаться с духовенством по возможности мягче. Судя по впечатлениям, полученным здесь, эти обращения германского правительства произвели свое действие на русское правительство.

Я охотно верю, что преследованию угнетаемого русского духовенства скоро придет конец и прошу Ваше Высокопреосвященство принять мои искренние уверения в глубочайшем моем уважении» (№ 346).

6. Выдержки из протеста, подписанного французскими пастырями различных вероисповеданий, напечатанные в газете «Temps», гласят:

«Советское правительство преследует религиозную мысль вообще, без различия исповеданий и культов. Это – открытая борьба, явная цель которой вырвать с корнем из народ ной души религию, почитаемую бесполезной и опасной».

«Казнь митрополита петроградского Вениамина, недавний процесс монсиньора Цепляка, казнь прелата Буткевича, заключение в темницу Патриарха Тихона и угрозы казнить его, высказываемые еще до суда, вызывают всюду понятный ужас и все общее осуждение».

«Мы единодушно протестуем против системы пpecледoвания религии, которое ничем не может быть оправдано. Мы взываем к общественному мнению всего мира, дабы оно, всеми средствами, имеющимися в его распоряжении, положило конец гонениям на наших братьев в России и пришло на по мощь несчастным жертвам их».

Протест подписан: (в порядке подписей) кардиналом Луи Дюбуа архиепископом Парижским и целым рядом французских епископов, главным раввином Франции Леви, настоятелем американской церкви в Париже Гудричем, Фредериком Бекманом, настоятелем собора св. Троицы (американского); В. Маршалль Сельвином, капелланом церкви английского посольства и еще несколькими американскими пасторами; Германом Василлакис – главой греческой православной церкви во Франциии; В. Раду, главой румынской церкви, армянским архимандритом Врамшабухом, Кабриан Атшугентсом и Высокопреосвященным Евлогием, Митрополитом русской православной церкви в Западной Европе» (№ 345-а).

Аналогичный протест был опубликован и верховными руководителями церкви в Великобритании. Сообщение об этом, напечатанное в газете «Times » от 1-го июня 1922 года, гласит:

«Архиепископ Кентерберийский и Йоркский, Председатель Общего Собрания Шотландской Церкви, Председатели Союзов и Собраний главных Нонконформистских Церквей Англии и Уэльса отправили следующую телеграмму Ленину:

Во имя Христианских вероисповеданий, которые мы представляем, мы горячо протестуем против нападений на Русскую Церковь в лице Патpиapxa Тихона.

Общественное мнение и совесть не только Христианства, но и всего цивилизованного мира не может обойти молчанием эту глубокую несправедливость» (№ 346-в).

В еще более серьезной для атеистических замыслов форме проявилось аналогичное внимание Европы в Парламентских запросах и дебатах, воспроизвести которые на настоящих страницах, за недостатком места не представляется возможным.

Складывавшаяся подобным образом обстановка не могла не беспокоить сов. правительство. Его нервозность и нерешительность, временами явно граничившая с плохо скрываемым страхом пред возможностью разрыва уже установившихся полудипломатических сношений (главным образом с Великобританией) ярче всего от разились в неоднократных назначениях сроков, определявших начало судебного процесса Патриарха.

По сведениям, полученным газетой «Times» из Риги, дело было окончательно назначено на средину ноября 1922 г.; однако и этот окончательный срок оказался неправильным. Дело было перенесено на 16 апреля. Перед этим вопрос о новом назначении к слушанию дела обсуждался в пленуме совнаркома и в Президиуме так называемого ВЦИК-а, причем победило мнение левой группы, настоявшей на постановке наконец дела на очередь.

Было объявлено, что председательствовать в «Верховном суде будет некто Галкин при «членах суда» неких Челышове и Немцеве.

Убеждение в том, что процесс, наконец, начнется было всеобщим и параллельно с этим убеждением росло общее возбуждение.

Не сомневались, видимо, в назначении дела к разбору и сами агенты власти, один из которых (красный журналист Ольдор) торжествующе, предвкушая процесс и его исход, злорадствовал:

«...молитвы Патриарха Тихона не дошли до Господа Бога. Они были перехвачены ГПУ» (№ 347).

Эти гнусные строки были помещены на 3-ей стр. 89-го №-ра «Правды» (Моск.) от 24 апреля 1923 г., а на 4-ой стр. главного правительственного органа в этот же день было напечатано:

«Дело по обвинению бывшего Патриарха Тихона в виду поступившего от москов. прокурора заявления о наличности пря мой связи в преступлении гр. Коницкого (епископа Феодосия Коломенского), привлеченного к ответственности органами Московского губ. суда по ст. 69 Уг. Кодекса, с преступлением гр. Белавина (б. Патриapxa Тихона) и Феноменова (apx иeп. Никандра) постановлением распоряд. коллегии Верховн. суда слушанием откладывается. О дне слушания дела будет объявлено особо» (№ 348).

Этого дня мир ждал еще два месяца, когда 26-го июня 1923 г. было опубликовано поразившее всех лаконическое известие об освобождении Патриарха.

При освобождении своем Патриарх был вынужден подписать составленный агентами гос. полит. управл. текст особого заявления, в котором он признал свою вину и принимал на себя обязательство решительно порвать все с так называемыми контрреволюционными кругами.

Поворот в деле Патриарха Тихона, выразившийся в его освобождении, есть со стороны советской власти вынужденный инстинктом самосохранения и продиктованный политическим расчетом тактической ход. По существу в этом ходе нет ничего нового. Всегда, когда советское правительство сталкивалось с какой-нибудь силой, борьба с которой угрожала его существованию, оно уступало. Так было при заключении Брест-Литовского мира, так было при подписании Рижского мира. Освобождение Патриарха Тихона входит в состав той общей капитуляции перед западно-европейским общественным мнением и западно-европейской государственностью, самым ярким выражением которого является отступление советского правительства перед Лордом Керзоном, предъявившим русским коммунистам свой известный ультиматум. Так этот поворот, по имеющимся у нас достоверным сведениям, и воспринимается как народными массами, так и интеллигенцией в Poccии, где просто думают, что англичане и американцы потребовали освобождения Патриарха, а коммунисты под чинились этому требованию. В этом объяснении суть дела уловлена правильно, но оно не имеет исчерпывающего знaчeния. Дело в том, что в капитуляции советской власти перед Западом есть два элемента. С одной стороны, тут действует сознание собственной слабости и элементарный страх за свое существование, заставляющий коммунистов склоняться перед чужой силой. С другой стороны – и это не менее важный и не мене интересный мотив – во всем поведении советской власти – ею руководит надежда дотянуть свое существование до каких-нибудь крупных социальных осложнений и столкновений на Западe. «Отступить для того, чтобы затем прыгнуть дальше – reculer pour mieux sauter – таков тактический умысел и политический расчет советской власти, руководящий ею в ее уступках так называемому, «буржуазному миру». Таким образом, уступки советской власти и в области религиозной и церковной никакого идейного и принципиального значения не имеют. Это все та же «тактика», что и прежде: трусливая и лукавая.
 

Глава десятая

ДЕЛО АРХИЕПИСКОПА ЦЕПЛЯКА И ПРЕЛАТА БУТКЕВИЧА

Не решаясь поставить на очередь дело святейшего Патриарха и вместе с тем не отдавая себе всё ещё ясного отчёта, насколько опасной может быть для коммунистических руководителей реакция европейского мнения на это дело, сов. правительство решает совершенно внезапно почти перед самым началом процесса Патриарха (как оно было официально определено) поставить, едва ли не исключительно для испытания европейских настроений, процесс главы католической церкви в России архиеп. Цепляка и некоторых других католических священников.

Обстоятельства этого дела, по признанию самой коммунистической прессы, очень несложны и состоят в следующем:

«В апреле 1920 г. агентами ВЧК в Петрограде были произведены обыски у гр. Бусевича, в результате которых были найдены черновики протоколов заседаний римско-католического духовенства, имевших место в разных местах Петрограда за период времени с 18 декабря 1918 г. по 7-ое апреля 1920 г.

На этих заседаниях присутствовали архиеп. Могилёвский Ропп, еп. Ян Цепляк, прелаты А. Манецкий и Буткевич, ксёндзы Василевский, Модовилкис, Юневич, Мажуякис и ряд других» (№ 349).

В содержании этих протоколов правительство советов спустя два года усмотрело внезапно намерение оказать противодействие проведению в жизнь декрета об отделении церкви от государства и, ухватившись за неподчинение некоторых из перечисленных лиц приказу об изъятии церковных ценностей, поспешило соединить оба обвинения в одно и арестовать весной 1923 г. архиеп. Цепляка, прелата Буткевича и других (архиепископ Ропп оказался за границей).

Арест состоялся в начале марта месяца. Телеграмма агентства Гавас об этом аресте гласит:

«Варшава, 13 марта (Гавас).

Арестованы глава католической церкви в России архиеп. Цепляк и 13 католических священников, прибывших с ним из Петрограда в Москву к слушанию своего дела, назначенному на 14 марта.

Цепляк арестован в доме католической церкви в Москве после обыска, произведённого агентами ГПУ» (№ 350).

11 марта 1923 г. в «Правде» (Моск.) № 55 появилось извещение следующего рода: «14 марта в Верховном суде будет слушаться процесс католических церковников, обвиняемых в противодействии декрету сов. власти об изъятии церковных ценностей и отделении церкви от государства» (№ 351).

В эти же дни в иностранной печати была помещена следующая телеграмма агентства Гавас:

«Варшава. 22 марта (Гавас). Из Москвы сообщают:

За несколько дней до начала процесса был организован митинг с целью оказать давление на революционный трибунал и заставить его вынести подсудимым суровый приговор.

По предложению коммуниста Мартлевского, собрание вынесло резолюцию, обвиняющую католических священников во главе с Цепляком в контрреволюционной борьбе с советской властью.

Тот же Мартлевский выступил в «Известиях» со статьёй, в которой обвиняет Ватикан в руководительстве саботажем католической церкви в России советских учреждений и желании вмешаться во внутренние дела России» (№ 352).

О самом ходе процесса московский корреспондент «Чикаго Трибьюн» сообщает в следующих выражениях:

«Архиепископ Цепляк и другие подсудимые держатся с большим достоинством, не скрывая своего презрения к советской власти. Откровенные ответы обвиняемых на вопросы председателя трибунала несколько даже смущают защиту. На вопрос, признают ли они советскую власть, подсудимые ответили: «Мы признаём Рим, а не Москву».

На судебном следствии выясняются драматические подробности из истории борьбы православного, католического и еврейского духовенства против ограбления храмов. В одном случае, как показывали свидетели, католический священник заявил советским агентам, пытавшимся забрать из костёла священные предметы: «Только переступив через мой труп, вы можете овладеть этими предметами» (№ 353).

Правдивость этой информации подтверждается в общем и коммунистической прессой.

Так, в № 63 «Правды» от 22 марта 1923 года в отчёте по делу архиепископа Цепляка и других читаем показания свидетеля обвинения начальника административного отдела Московско-Нарвского района города Петрограда Смирнова, описывающего картину изъятия из одного из костёлов следующим образом: «Когда комиссия вошла в храм, Грицко и другой, находившийся вместе с ним ксёндз, стали на колени и вместе с прихожанами стали петь псалмы. После неоднократно повторенной просьбы разойтись, пришлось употребить силу и выводить из церкви сопротивлявшихся её опечатыванию. Толпа была при этом весьма экзальтирована, и слышались возгласы: «Советская власть не всегда будет, а церковь останется навеки!..» (№ 354).

Само собой понятно, что все подобного рода показания были зачтены не в пользу подсудимых и послужили для них тягчайшими «уликами». На рассвете 26 марта 1923 года трибуналом был вынесен заранее предрешённый приговор.

Заключительная часть этого документа – т.е. часть, содержащая собственно приговор, гласит:

«...А сверх того все обвиняемые священники заявили на суде, что они считают для себя обязательными распоряжения римского папы в отношении не только своего вероучения, но и в отношении изъятых и национализированных церковных имуществ, несмотря на прямую противоположность папских декретов советским декретам. Равным образом, те же священники заявили на суде, что они преподавали и будут преподавать так называемый Закон Божий детям, а указанной статьи Уг. Кодекса, воспрещающей это преподавание, не признают и выполнять не будут.

Ввиду изложенного Верховный суд признал виновными:

1. Яна Гиацинтовича Цепляка и Константина Юлиановича Буткевича в сознательном руководстве описанными выше контрреволюционными действиями организацией Петроградских католических священников, направленными к сопротивлению советской власти, ослаблению пролетарской диктатуры, восстановлению старых имущественных прав церкви и провокации масс прихожан к выступлению против советской власти, – провокации, приведшей, при наличности религиозных предрассудков этой массы, к таковым выступлениям, а также в отказе исполнять советские законы, что предусмотрено статьями 62, 119 и 121 Уг. Кодекса;

2. С. Ф. Эйсмонда, Э. С. Юневича, Л. А. Хвецько, П. В. Ходневича и Л. И. Фёдорова в активном участии в контрреволюционной организации, устроенной Цепляком и Буткевичем, выразившемся в деяниях, указанных в описательной части, и отказе исполнять советские законы, что предусмотрено ст. ст. 62, 119 и 121 Уг. Кодекса;

3. А. И. Малецкого, А. М. Василевского, П. И. Януковича, Т. Ю. Матуляниса, Я. Я. Тройго, Д. А. Иванова, Ф. Ф. Рутковского, А. П. Пронскетиса в пособничестве Цепляку и Буткевичу в их преступлениях и отказе исполнять советские законы и в агитации против советской власти, выразившихся в деяниях, указанных в описательной части и предусмотренных ст. ст. 68, 69, ч. I, 119 и 121 Уг. Кодекса;

4. Я. Я. Шарнаса в оскорблении советской власти в костёле «Успения Марии» при изъятии ценностей, что предусмотрено ст. 78 Уг. Кодекса;

А потому приговорил:

Цепляка и Буткевича подвергнуть высшей мере наказания – расстрелять.

Эйсмонта, Юневича, Хвецько, Ходневича и Фёдорова подвергнуть лишению свободы сроком на десять лет со строгой изоляцией и с поражением прав по ст. 40 Уг. Кодекса сроком на 5 лет.

Малецкого, Василевского, Матуляниса, Тройго, Рутковского и Пронскетиса подвергнуть лишению свободы сроком на три года без строгой изоляции с поражением прав по ст. 40 Уг. Кодекса сроком на три года;

Шарнаса подвергнуть лишению свободы на 6 месяцев условно и без поражения прав.

Ввиду того, что преступления всех осуждённых продолжались и после амнистии от 7 ноября 1922 года, таковая применению не подлежит. Всё имущество осуждённых Цепляка, Буткевича, Эйсмонта, Юневича, Хвецько, Ходневича и Фёдорова конфисковать в доход республики.

Шарнаса из-под стражи освободить» (№ 355).

Одновременно в главном правительственном органе было напечатано следующее заявление:

«Президиум ВЦИК постановил:

Приговор над Цепляком, Буткевичем и другими приостановить исполнением до особого распоряжения президиума ВЦИК» (№ 356).

Можно решительно утверждать, что означенное постановление было сделано тотчас после вынесения приговора исключительно из страха перед последствиями его. Вынесши приговор, правительство советов тут же явно испугалось и осложнений с Польшей, и реакции европейского общественного мнения.

Что европейское общественное мнение, в порядке исключения, не осталось на этот раз равнодушным, можно судить по нижеследующим сообщениям:

«Лондон, 29.III. (ПАТ)

О прениях в палате общин по поводу смертного приговора архиепископу Цепляку и прелату Буткевичу сообщают следующие подробности: Депутат раб. партии Аммон требовал вмешательства правительства Англии и других стран. Мак-Нейль сообщил, что английский агент в Москве Годжсон сделал всё от него зависящее. Рукоплесканиями было принято предложение партии унионистов выслать из Англии всех советских торговых агентов, в случае, если приговор будет приведён в исполнение. Вся печать единодушна в своём осуждении. Деп. Лендбери от имени рабочей партии и социалистов, единодушно присоединившихся к ней, послал телеграмму Чичерину, требуя помилования осуждённых. – деп. О'Конор предъявил такое же требование от имени 2 миллионов ирландцев. Кенворти также послал в Москву телеграмму протеста» (№ 360).

Отчёт газеты «Тайме» (от 29.III.1922 г.), посвящённый этому же заседанию, гласит (перевод):

«Мистер Мак-Нейль, помощник секретаря Министерства иностранных дел, делегат от Кентербери, в ответ на запрос мистера Аммона, члена Рабочей партии, делегата от Камберуелля, заявил:

- Только что полученная телеграмма от британского представителя в Москве подтверждает сообщение, что архиепископ Петроградский, а также один из его священников приговорены к смертной казни; далее телеграмма сообщает, что есть опасения, что приговор будет приведён в исполнение в сорок восемь часов. (Мистер Ньюболд, делегат от Мотсэруэлля, коммунист: «Крысы!») Мистер Годжсон, действуя согласно неоднократных инструкций Правительства, сделал всё от него зависящее, чтобы спасти этих священнослужителей, и я не знаю, что ещё можно предпринять, если Советское правительство имеет намерение проделывать такого рода варварства.

М-р Аммон: Не думает ли уважаемый джентльмен, что, может быть, что-нибудь вышло бы, если бы мы немедленно протелеграфировали нашему представителю, а также представителям иностранных держав, мнение нашей страны по этому вопросу?

М-р Мак-Нейль: Я сам делал запрос по этому поводу, и я убеждён, что не только наш представитель, но и главы всех религиозных организаций сделали по этому поводу все возможные представления и увещевания.

На заседании произошёл обмен (репликами) между м-м Джонсом (Сильвертаун, Раб. парт.) и м-м Ньюболдом (Мотсэруэлль, Комм.). Последний встретил дополнительный вопрос м-ра Аммона ироническим замечанием. «Что с Вами?» – воскликнул м-р Джонс. «Вы хотите, чтобы эти лица были расстреляны? Вас следовало бы выставить вон! Я социалист, но...» Возражение м-ра Ньюболда не было выслушано. «Если большевики убьют их, я убью Вас», – прибавил м-р Джонс среди хохота. М-р Джонс, обращаясь к кафедре: «Не можем ли мы взять представителя от Мотсэруэлля (м-ра Ньюболда) в качестве заложника?» (Громкий хохот и одобрения.)

М-р Ньюболд: «Разве не было случаев, чтобы присуждённые к смертной казни клерикалы были казнены?» (Крики: «Нет».)

Сэр Дэвисон (Кенсингтон): «Не может ли уважаемый джентльмен сказать, долго ли мы ещё собираемся терпеть в своей среде торговых представителей этой варварской державы?» (Одобрение.)

М-р Пэто (Барнстэппл): «Могу ли я спросить, не найдёт ли возможным уважаемый джентльмен, для показания мнения нашей страны, сделать представления так называемым торговым представителям Советов в том смысле, что они должны будут оставить эту страну в 24 часа по приведении приговора в исполнение?»

Дальнейшего ответа не последовало. Несколько забавное впечатление произвело то обстоятельство, что м-р Ньюболд и м-р Джонс вместе выходили из палаты» (№ 360-а).

Из ряда дальнейших телеграмм, отмечающих различного рода протесты, можно привести следующие:

«Берн, 29.III. (ПАТ). В Швейцарии вся печать, как католическая, так и протестантская, негодующе протестует против нового преступления советов. Большая часть газет выражает надежду, что советское правительство в последний момент не решится совершить злодеяние, которое подтвердило бы, что оно остаётся при своей политике зверств, выключающей советскую Россию из числа цивилизованных держав» (№ 361).

«Лондон, 29.III.

Архиепископ Вестминстерский, кардинал Бэрн, выразил готовность поддерживать все попытки воздействовать на советское правительство, чтобы вынудить его отменить смертный приговор. По мнению архиепископа, смертный приговор людям, которые не совершили никакого преступления, но лишь исполняли свой долг священников, охраняя святыни, не может даже быть рассматриваем как приговор суда, а является лишь насилием, вызывающим глубокое возмущение в каждом цивилизованном народе» (№ 362).

«Рим, 28.III.(ПАТ). «Корьере д-Италия» сообщает, что папа ещё в начале процесса архиеп. Цепляка обращался в Москву через местного главу американской миссии и получил заверение, что смертный приговор, если и будет вынесен, то всё-таки будет отменён» (№ 363).

Рабочая партия отправила Чичерину следующую телеграмму с просьбой о помиловании осуждённых священнослужителей (перевод по «Таймc»):

«Убедительно просим помиловать архиепископа и других священников. Местные социалисты присоединяются к этому воззванию. Я телеграфирую это с целью показать, что Великая Россия даст человечеству прекрасный пример терпимости и снисхождения. Все ваши друзья присоединяются к этому обращению. Лансбюри. Палата Общин».

Мистер Т. П. О'Коннор, член Парламента, тоже послал ходатайство о священнослужителях от имени двух миллионов ирландцев, по преимуществу принадлежащих к рабочему классу, проживающих на территории Великобритании.

Командор Кеннворси, недавно побывавший в России, отправил следующую телеграмму в Москву Чичерину: «Настойчиво представляю Вам, что приведение в исполнение смертного приговора над осуждёнными ныне священнослужителями произведёт плачевное впечатление на общественное мнение Англии».

Число аналогичных телеграмм насчитывается многими десятками. Нельзя не отметить ещё также следующих телеграмм:

1) От кардинала Мерсье – архиепископу Кентерберийскому: «Получил телеграфное сообщение об аресте в Москве католического епископа Цепляка и 13 католических священников. Всем им угрожает казнь. Обращаюсь по этому поводу к Керзону. Не могли бы Вы оказать содействие» (№ 364).

2) Ответ архиепископа Кентерберийского: «Благодарю за телеграмму. Я уже говорил с главой Форейн Офис, который телеграфирует в Москву. Я же со своей стороны при первой возможности поставлю вопрос по этому поводу в Палате Лордов» (№ 365).

Далее, Польское телеграфное агентство передаёт следующие сообщения: «Из Москвы сообщают: германский посол граф Броксдорф-Рантцау посетил Чичерина по делу архиеп. Цепляка. Чичерин заверил посла, что приговор не будет приведён в исполнение и что это дело явится предметом переговоров между советским правительством и польским» (№ 366).

Французский деп. Эррио отправил в Москву следующую телеграмму: «От имени французской демократии очень прошу не лишать жизни приговорённых к смерти польских священников».

Эррио пытался было собирать в палате депутатов подписи под общей телеграммой, но многие не пожелали поставить под ней свои подписи из боязни, что большевики могут усмотреть в этом признание их как правительства (№ 367).

«Курьер Польский» пишет:

«28 марта старшие представители дипломатического корпуса в Варшаве: папский нунций Лаури и посол Соед. Штатов г. Гибсон, сделали очень энергичные заявления в местном сов. представительстве по поводу драконовского приговора. Г. Оболенский обещал передать в Москву о сделанных ему указаниях. Г. Оболенского посетил также по делу арх. Цепляка немецкий посол в Варшаве г. Раушер» (№ 368).

Общее негодование и возмущение, охватившее мир, нашло отражение и в выступлениях представителей высшей правительственной власти. Так, премьер-министр Польши г. Сикорский выступил в Польском сейме (заседание 27 марта) со следующими заявлениями:

«–Этот процесс, – начал премьер, – волнует весь цивилизованный мир. Дело идёт о свободе вероисповедания, о положении католической церкви в Сов. России. Польское правительство обратилось по этому поводу к апостольской курии и затем ко всем западным державам. В ответ на это последовали единодушные протесты всего цивилизованного мира.

Ввиду того, что главой католической церкви в России является поляк, и ввиду того, что в данном случае вопрос касается польского национального меньшинства в Сов. России, т.е. около 2 миллионов наших соплеменников, естественно, что польское правительство и народ были заинтересованы в высокой степени ходом процесса. Советскому правительству было известно определённое отношение польского правительства к этому вопросу. Советское правительство в течение целого года давало безусловно успокаивающие сведения. Возбуждение процесса было представлено как что-то чисто формальное, не могущее повлечь за собой никаких серьёзных последствий. Однако подозрения в этом отношении оказались основательными. Я позволил себе заявить советскому представителю г. Оболенскому, что этот приговор лишён каких-нибудь признаков справедливости (Аплодисменты). Я полагаю, что у каждого объективно рассуждающего человека должно возникнуть серьёзное подозрение, что в этом деле имеют место иные – не религиозные побуждения; что в данном случае налицо чисто политические мотивы, второстепенные, побочные, продиктованные той известной всему миру тактикой, какую советское правительство применяет обыкновенно. Именно правительство, а не его безвольное орудие, революционный трибунал, несёт полную ответственность за приведение в исполнение этого варварского приговора.

Г. Оболенский сообщил мне, что приговор не будет приведён в исполнение, по крайней мере в ближайшее время, и что он будет ещё предметом дальнейших дипломатических переговоров. Официальные сведения, поступившие сегодня из Москвы, подтверждают эту версию.

Тем не менее я не хочу ослабить этим сообщением значения создавшегося положения. Наоборот – я очень подчёркиваю его, ибо у нас имеется даже слишком много прецедентов, когда заверения советского правительства менялись зачастую соответственно различным тактическим соображениям.

Во всяком случае, я заявляю во всеуслышание, что этот вопрос, привлекающий к себе внимание всех западных держав и прежде всего Апостольской столицы, не может быть предметом каких-либо политических торгов» («Браво!» и аплодисменты) (№ 369).

Поддерживая выступление своего премьера, польская печать писала («Речь Посполита»): «Просто не хочется верить, чтобы коммунистическое сумасшествие позволило настолько забыться советам, чтобы, лишая жизни архиепископа Цепляка и ксендза Буткевича, они хотели выкопать между собою и Западом пропасть, которую нелегко будет устранить» (№ 70).

(«Газета Поранная»): «Дипломатия дипломатией, но мы сами же сомневаемся, чтобы после приведения приговора в исполнение польское общество могло примириться с существованием в Варшаве советского представителя» (№ 371).

(«Курьер Варшавский»): «Нет. Это не только борьба с католической церковью. Дело идёт дальше. Мы имеем перед собой гонения на религию вообще, выступление против учения Христа, против основ нравственных, на которых построен современный мир» (№ 372).

По поводу задержания исполнения приговора «Газета Поранная» писала: «Повторилась история с процессом социалистов-революционеров, которым также исполнение приговора было задержано «впредь до дальнейшего распоряжения». Сидят они в большевистских подземельях и медленно умирают. Несколько умерли уже от скорбута и чахотки. Такое медленное умирание в тёмных, смрадных подвалах в сто раз хуже, нежели сама смерть. «Задержание» исполнения смертного приговора становится в руках красных тиранов средством к терроризованию и шантажированию цивилизованного мира... А покуда несчастные приговорённые будут медленно умирать» (№ 373).

Аналогично содержание отзывов всей остальной и польской и мировой культурной прессы.

Обсуждение случившегося в польском парламенте не явилось единственным.

Ещё за неделю до этого – 20 марта в британской Палате лордов был подвергнут обсуждению нижеследующий вопрос, поставленный архиепископом Кентерберийским:

«Известно ли Британскому правительству об аресте большевиками римско-католического архиепископа в Петрограде Цепляка и 13 католических священников и об угрожающей им неминуемой казни и получило ли правительство какие-нибудь сведения о положении Его Святейшества Московского Патриарха Тихона» (№ 374).

Газетный отчёт о заседании Палаты, посвящённом обсуждению означенной интерпелляции, говорит (перевод по «Times»):

«Лорд Сиденхайм сказал, что факты, приведённые глубокочтимым архиепископом, являются только частью одного большого целого. В течение первых четырёх лет большевистского правления были умерщвлены православные архиепископы, епископы и священники в количестве 1233 человек, причём произведено было это самым гнусным образом. Католическая Церковь подверглась нападению сравнительно недавно, но до того времени большевики успели награбить ценностей у Православной Церкви на сумму в 30 000 000 рублей золотом. За всё же время большевики убили почти два миллиона народу, всё русских, в большинстве случаев крестьян и рабочих. Всего же потеря в человеческих жизнях, причинённая применением доктрин Карла Маркса к России, выражается в цифре двадцати миллионов, считая тех, кто умер от голода и болезней. Это самое ужаснейшее преступление, которое знает история. По сравнению с Лениным и Троцким Аттилу нужно считать человеколюбцем. Это является частью грандиозного выступления против Христианства во всём мире. Оно велось также и другими способами, как здесь, так и в Америке, и, нужно сказать, не без успеха. Он, лорд Сиденхайм, уверен, что архиепископ окажет свою могущественную поддержку тем, кто старается препятствовать совращению детей в социалистических воскресных школах в революционный атеизм.

Ответ лорда Керзона:

В своём ответе, который в большей своей части не был расслышан на галерее репортёров, маркиз Керзон сообщил, что преследование католиков в России началось 2 декабря 1922 года, когда в Петрограде большевиками была закрыта одна католическая церковь. Несколько дней спустя были закрыты в том же Петрограде ещё десять римско-католических церквей. Большевики объясняли закрытие церквей отказом римско-католического духовенства признать декрет об аренде и пользовании церковными имуществами. Этот декрет требовал признания права собственности государства над церковным имуществом, что противоречит законам Римско-Католической Церкви. 6 декабря прелат Цепляк обратился через папского нунция в Варшаве с воззванием к Папе. Затем ничего не было слышно о преследованиях вплоть до 27 января 1923 года, когда была получена телеграмма от представителя Его Величества в Ватикане с сообщением, что архиепископ Цепляк и другие священнослужители арестованы за «оказание сопротивления конфискации священных сосудов Советами». По получении этой телеграммы британскому представителю в Москве была отправлена депеша с указанием энергично выступить в защиту архиепископа Цепляка и других священнослужителей, если только он не считает, что таковое выступление послужит больше во вред, чем в пользу. Британский представитель мистер Годжсон сделал представления Литвинову, указывая, что если большевики будут настаивать на судебном процессе, то это произведёт удручающее впечатление на общественное мнение за границей. 19-го марта мистеру Годжсону снова были посланы инструкции спасти жизни арестованных. Сведения, полученные Правительством непосредственно от мистера Годжсона, говорят, что до 10 марта священнослужители, о которых идёт речь, ещё не были арестованы, хотя раньше им и грозили арестом. 5 марта архиепископ Цепляк и пятнадцать других священнослужителей были вызваны в Революционный трибунал в Москву. По прибытии в Москву они были арестованы и провезены по улицам на военном грузовике под вооружённой охраной. Разбор дела должен был начаться 14 марта. Есть основания думать, что действительной целью всего этого дела является стремление дать повод для антирелигиозных выступлений перед Пасхой и подготовить почву для процесса Патриарха Тихона. Сегодня утром Правительство получило известие, что процесс католических священников отложен, может быть, до 21 марта. Что же касается Патриарха, то об его настоящем положении лорд Керзон знает мало. Время разбора его дела ещё не назначено. Если удастся иметь британских представителей на том или другом из этих процессов, то они постараются дать благоприятный оборот делу. Лорда Керзона приводит в ужас и отчаяние безумное преследование, которое теперь имеет место. Ему хотелось бы, чтобы британское влияние благопристойности было бы сильнее; во всяком случае, Палата может положиться на Правительство в том, что оно сделает всё возможное, будь то путём представлений или каким-нибудь иным образом» (№ 375).

Наконец, помимо всех приведённых выше телеграмм, запросов и т.д., коммунистическому правительству были сделаны и энергичные формальные представления. Первое из них – заявление Председателя Польского Совета Министров, обращённое к представителю сов. правительства в Варшаве Оболенскому, гласит:

«Польское правительство и общественное мнение всегда со вниманием и беспокойством следило за отношением советского правительства к\ католической церкви и духовным представителям польского меньшинства, рассеянного в количестве 2 миллионов по всей России. Мы никогда не отказывались и не откажемся от заинтересованности в этом деле. За всё время процесса архиепископа Цепляка и других ксендзов представители советского правительства - говорили в польском посольстве в Москве, что процесс этот имеет чисто формальное значение и никакими серьёзными последствиями не грозит. Советские власти, оставив архиепископа Цепляка и других ксендзов на свободе целый год, арестовав их только 10 дней тому назад и вынеся смертный приговор, который должен быть приведён в исполнение в течение трёх дней, вполне доказали, что процесс этот был советским правительством сознательно инсценирован с посторонними целями.

Выступая в настоящую минуту не только как премьер польского правительства, но и как представитель мнения всего цивилизованного мира, которое с возмущением клеймит этот беспримерный акт насилия над свободой совести и элементарными правами человека, предостерегаю правительство советов, что ответственность за выполнение приговора, который не имеет ничего общего с приговором справедливости, целиком ложится на советское правительство» (№ 376).

Председатель Совета министров ген. Сикорский просил Оболенского немедленно же довести до сведения советского правительства это заявление.

Приняв это заявление, спокойно переждав всю бурю поднявшегося негодования, хладнокровно ознакомившись со всеми приведёнными выше документами и придя к выводу, что всё это возбуждение не означает никакой конкретной и реальной угрозы, советская власть ответила общественному мировому мнению следующим документом:

«Постановление Президиума Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета.

Президиум ВЦИК, рассмотрев ходатайства граждан Цепляка и Буткевича, осуждённых верховным судом к высшей мере наказания, постановил:

1) Установленные судом действия гражданина Цепляка, явно и заведомо направленные в ущерб интересам рабочего класса и основным завоеваниям пролетарской революции и совершённые путём злонамеренного использования гарантированной законом равно для всех исповеданий свободы совести, являются тягчайшим преступлением, для которого в революционной республике, по-прежнему окружённой многочисленными врагами, не может быть иной кары, кроме той, которая определена судом в отношении гр. Цепляка.

Принимая, однако, во внимание, что гр. Цепляк является представителем того вероучения, которое во времена царизма и буржуазной республики находилось в угнетении, вследствие чего применение к Цепляку вполне заслуженной им меры наказания могло бы быть понято отсталой частью католических граждан РСФСР, религиозные предрассудки коих были эксплоатируемы Цепляком и его единомышленниками, как направленное специально против священника их исповедания, – в изъятие из карательной политики республики заменить определённую судом гр. Цепляку высшую меру наказания десятилетним лишением свободы со строгой изоляцией.

В отношении осуждённого гр. Буткевича, который свою преступную деятельность на религиозной основе сочетал с прямой и явной контрреволюционной деятельностью в прямой связи с враждебным советской республике иноземным буржуазным правительством, причём гр. Буткевич своё положение священника использовал для актов прямой государственной измены, – ходатайство о помиловании оставить без последствий.

Председатель ВЦИК М. Калинин. Секретарь ВЦИК Т. Сапронов.

Москва. Кремль. 29 марта. 1923 г.» (№ 387).

Тотчас после опубликования этого документа британское правительство поручило своему представителю в Москве вручить ответственным руководителям III Интернационала нижеследующую ноту:

«По приказанию министра иностранных дел Его Королевского Величества честь имею обратиться к Вам по поводу смертного приговора монсиньору Буткевичу, утверждённому ВЦИКом, с настойчивой и последней просьбой – задержать исполнение приговора. Я вынужден вам указать на то, что исполнение этого приговора не может не вызвать во всём цивилизованном мире чувство ужаса и возмущения. Сомневаюсь, чтобы это было выгодно для русского правительства хотя бы с точки зрения его материальных интересов, не говоря уже о других» (№ 388).

Реальным и фактическим ответом на эту ноту4) явилось следующее официальное правительственное сообщение, напечатанное в главном правительственном органе: «Приговор Верховного суда республики в отношении осуждённого к расстрелу Буткевича, ходатайство которого о помиловании было оставлено президиумом ВЦИК без последствий, приведён в исполнение» (№ 389).

_______________

4) Кроме представительства Польского правительства и Великобритании, о помиловании осуждённого хлопотали правительства Чехословакии, Италии и Ватикан.

Формальные ответы Председатель Совета министров Польши и правительство Его Величества короля Великобритании получили от руководителей III Интернационала несколько позже. По поводу первого из них в коммунистической прессе опубликовано было следующее официальное сообщение:

«От народного комиссариата по иностранным делам.

В связи с заявлениями польского премьера Сикорского в Сенате и в беседе с полпредом РСФСР в Польше товарищем Оболенским по поводу процесса католического духовенства в Москве, наркоминделом поручено товарищу Оболенскому передать польскому правительству нижеследующую вербальную ноту:

“По поручению российского правительства полномочное представительство доводит до сведения польского правительства следующее: российское правительство констатирует явное противоречие между неоднократными мирными заверениями польского правительства и заявлениями Председателя Совета министров по делу Цепляка. Ввиду того, что каждое государство имеет право карать преступников согласно своим законам в своей собственной стране, попытка вмешательства в это право и попытка недопущения выполнения законного приговора над некоторыми российскими гражданами, уличёнными в преступлениях против народа и государства, сопровождаемые при этом угрозами и неслыханными оскорблениями по адресу российского правительства, есть несомненный недружелюбный акт и проявление агрессивной политики против России. Российское правительство находит излишним обсуждение тех недопустимых выходок, из которых состоят заявления Председателя Совета министров, и с негодованием отвергает его неслыханные домогательства. В частности Российское правительство решительно отклоняет домогательство польского правительства играть в России роль протектора российских граждан польского происхождения и напоминает польскому правительству, что в пределах Польши живут около 10 миллионов украинцев и белорусов, в отношении которых польское правительство нарушает элементарные принципы, ограждающие существование национальных меньшинств. Категорически отрицая, что представители советского правительства говорили польскому посланнику в Москве или кому бы то ни было, что процесс этот имеет чисто формальное значение и никакими серьёзными последствиями не грозит, российское правительство отказывается входить в обсуждение недопустимых и притом необоснованных обвинений, выдвигаемых против российского суда и российских властей. Российское правительство заявляет, что ответственность за последствия такого беспримерного в международных отношениях акта падает всецело на польское правительство. 30-го марта 1923 года”» (№ 390).

Ответ на имя британского правительства, вручённый 31 марта, носил вполне аналогичный характер и был, видимо, такого рода, что повёл к столкновению между британским представителем в Москве и учреждением, называемым комиссариатом иностранных дел. Последним по поводу этого столкновения было опубликовано следующее официальное сообщение:

«От народного комиссариата иностранных дел. Британский иностранный представитель в Москве 1-го апреля направил на имя заведующего подотделом стран согласия тов. Вайнштейна следующую ноту:

“М. Г. К моему сожалению, я должен указать, что не могу принять ноты от 31-го марта, подписанной вами, в её настоящей форме. Никто не оспаривает законности юрисдикции Российского правительства на его территории, а потому мы не намерены делать каких-либо замечаний по поводу первой части вашей ноты. Однако когда вы оспариваете искренность британского правительства, призывающего к милосердию в отношении лиц, приговорённых к смертной казни, и приводите в подтверждение этого обвинения и в качестве иллюстрирующих фактов безответственные заявления некоего индивидуума во Франции, которого вы называете «представителем Ирландской республики» и который, между прочим, обвиняет британское правительство в том, что оно ответственно за хладнокровное убийство политических заключённых, положение меняется, и я должен просить вас, если вы хотите, чтобы я принял данную ноту, придать ей такую форму, которая дала бы мне возможность сделать это. С почтением Р. М. Годжсон”» (№ 391).

В ответе на эту ноту Наркоминделом направлено г. Годжсону следующее письмо:

«М. Г., г. Годжсон. Подтверждаю получение Вашего письма от 1-го апреля с. г. Принимая во внимание, что Ваша нота от 30-го марта не может быть квалифицирована иначе, как совершенно недопустимая попытка вмешательства во внутренние дела независимой и суверенной РСФСР, народный комиссариат по иностранным делам не может признать употреблённые им в его ответной ноте выражения неуместными или несоответствующими обстоятельствам дела.

Народный комиссариат по иностранным делам надеется, что содержание последней уже известно Вашему правительству и что оно в дальнейшем воздержится от каких бы то ни было попыток вмешательства во внутренние дела советских республик. 4-го апреля 1923 года.

Примите уверения в совершенном моём к Вам почтении.

Г. Вайнштейн» (№ 392).

Отзвуком настоящего обмена письмами явился запрос, сделанный в британской Палате общин 12 апреля членом Палаты г. Крэком.

Запрос и ответ на него формулированы были в печати следующим образом:

«Первым обсуждался второй запрос сэра Крэка (представителя шотландских университетов): «Правда ли, что ответ советского правительства по поводу гонения на христиан был такого свойства, что представитель Англии отказался принять его, и, если да, то не сообщит ли министр, как намерено держаться после этого правительство Его Величества по отношению к советскому правительству?»

Ответ товарища министра иностранных дел Мак-Нейля был таков: «Вопрос этот вызвал весьма серьёзное обсуждение, которому сейчас уделяет всё своё внимание правительство Его Величества. В данный момент он больше ничего сообщить не может».

Деп. Крэк. – Точно ли ответ на ноту, адресованную советскому правительству был таков, что представитель Англии отказался принять его?

Мак-Нейль. – Да, это верно, что наш представитель отказался переслать его британскому правительству (Слушайте, слушайте! – прим. А. Валентинова)» (№ 393).

Конечным результатом этого инцидента явилось фактическое извинение, принесённое советским правительством, по требованию, содержавшемуся в известном позднейшем ультиматуме лорда Керзона.

Польское правительство ответило на оскорбление нижеследующей резолюцией, единогласно и в глубоком молчании принятой польским сеймом:

«Потрясающее преступление, учинённое в Москве врагами христианства над ксендзом прелатом Буткевичем, поразило весь цивилизованный мир.

Никакие дипломатические соображения, никакой политический оппортунизм не могут заглушить голоса всеобщего возмущения и порицания этого бесчеловечного насилия, которое является издевательством над элементарными принципами человеческой совести, свободы и справедливости. В силу этого и Сейм Речи Посполитой как представитель многомиллионного христианского населения не может не выразить своего возмущения и потому подписавшиеся фракции предлагают Сейму принять следующее (вся Палата встаёт): Сейм Речи Посполитой, объединяясь со всем цивилизованным миром в чувстве глубокого волнения и возмущения по поводу неслыханного преступления – судебного убийства, совершённого в Москве врагами христианства – над прелатом Буткевичем, самоотверженно, как пастырь, отдавшим себя служению беднейшим, изнывавшим в нужде католическим массам в России, убийства, совершённого только за то, что он до гроба хотел остаться верным своей вере и своему пастырскому долгу,

1) высказывает своё преклонение перед мужеством, с каким принял мученичество за веру прелат Буткевич, и убеждение, что кровь мученика, пролитая невинно, будет, как то бывало и прежде, посевом любви и самопожертвования за дело страдающего человечества и усилит, в особенности в польском народе, сыном которого был погибший, мужество и выдержку в борьбе за повышение моральных ценностей в частной и общественной жизни.

2) перед лицом всего цивилизованного мира от имени польского народа протестует самым торжественным образом против преследования христианской веры и морали в советской России, доведённых до насилия, беспримерных жестокостей и убийств.

3) выражает своё сочувствие бедным заброшенным христианским народам в советской России, которые под властью врагов христианства так жестоко страдают и которых ожидают ещё дальнейшие преследования и насилия.

4) обращается к правительству с просьбой не прекращать своих усилий в деле совместного выступления всего цивилизованного мира на защиту попранных прав и принципов свободы совести в советской России и за освобождение духовных лиц с архиепископом Цепляком и Патриархом Тихоном во главе.

5) выражает убеждение, что своим мученичеством за веру покойный ксёндз Буткевич, последователь святых мучеников, приобрёл право на почитание как новый покровитель нашего отечества» (№ 394).

Против срочности этого предложения не высказался никто, после чего срочность запроса была единогласно принята.

По существу никто не пожелал высказываться, ввиду чего предложение по существу было также принято единогласно.

На совершённое злодеяние единодушно реагировала вся мировая печать.

«Обсерваторе Романо» писала: «Расстрел католического священника за нарушение революционных законов, имевшее место два года тому назад, вызывает повсюду великую скорбь и глубокое возмущение. Ни один человек, воспитанный в духе христианской цивилизации, не может оправдать такого акта» (№ 395).

Польское телеграфное агентство в телеграмме из Рима от 4-го апреля сообщало: «Весть о расстреле прелата Буткевича получена в Риме 3-го апреля днём. Папа, сделавший всё, чтобы спасти его, сильно потрясён этой вестью» (№ 396).

«Речь Посполита» (Варшава) писала:

«Процесс Тихона, как и процесс Цепляка, – это два крупных удара в ограду христианства – в пастырей, чтобы рассыпались овцы.

Русская церковь, замкнутая в самой себе, влачит тяжкое и мученическое существование с первых моментов большевистского переворота. Уже в январе 1918 года большевики убили в Киеве митрополита Владимира, а до марта 1922 года погибло в России мученическою смертью 28 православных епископов и 1215 низших священнослужителей. Эти цифры в настоящий момент растут очень значительно...

В московском процессе католических ксендзов один из обвиняемых сказал, что безусловно всякая власть от Бога, но, видимо, Бог послал большевистскую власть, чтобы наказать Россию.

Если это так, то весь цивилизованный христианский мир молит Творца, чтобы эта страшная кара кончилась скорей, и обрызганная мученической кровью Россия могла бы морально возродиться, увеличивая семью цивилизованных обществ» (№ 397).

«Газета Поранная» писала: «Убийство совершено накануне великого праздника всего христианского мира. Этим символическим повторением закрытия гроба Господня тяжёлым крестом красные тираны хотят убить веру в Воскрсение. Убийство это является вызовом всему цивилизованному миру» (№ 398).

Социалистический «Работник» писал: «Неужели советы не отдают себе отчёта, какое возмущение вызовет расстрел ксендза Буткевича в Польше, не понимают, сколь опасным является провоцирование религиозных чувств миллионных масс католического населения?..».

«Единственным ответом, – по мнению «Экспресса Поранного», – на это новое большевистское преступление должно быть принятие Сеймом «устава», лишающего коммунистов охраны законов в Польше. Для бешеных зверей нет места в цивилизованном обществе – необходимо их уничтожать без пощады» (№ 399).

«Курьер Варшавский», останавливаясь на последних событиях в Москве и приводя слова красного прокурора Крыленко на суде архиепископа Цепляка – «Ваша карта бита – ныне вы должны платить» – писал:

«Карта, ставка, бита, выиграна», – эти слова принадлежат к любимой терминологии московских революционных сановников.

Поистине, если бы «доктор Мабюз» засел, окружённый своей бандой шулеров, то он разговаривал бы на таком языке.

Эта маленькая подробность отлично характеризует духовный климат республики советов... Кремль стал большим домом шулеров. Для красных, рискующих игроков – всё игра, да притом игра фальшивая. С размахом опьяневших игроков они швыряют на стол величайшее духовное сокровище: христианскую этику.

Кремль бросил вызов Богу. Коммунизм поставил себе целью убить в человеке благородное начало, лишив его моральности религии; этим способом старается коммунизм создать новое поколение людей без чести и веры, лишённое совести, новое поколение, в полной мере оматериализованное, бесстыдное, циничное, управляемое исключительно звериным страхом перед занесённой над ним нагайкой красных царей.

Это предвидел Мережковский, и до сих пор у меня звучат его слова: мировая война окончится новой войной, войной Креста с пентаграммой. «На небосклоне виднеется новый знак: кроваво-красная звезда. Всё в огне и крови... Свобода стала насилием, равенство – неволей, братство – резнёй ближних. Революция стала реакцией, какой до сих пор не видел свет. И имя этой реакции – большевизм.

Но Крест победит...».

«Крест победит, – пишет далее автор, – над красной пентаграммой – это значит, что ум победит безумие, цивилизация – дикость, дух – материю и прогресс – варварство.

Но для победы нужны мужественные сердца и отважные плечи. Нет победы без борьбы, нет борьбы без жертв» (№ 400).

В статье под заголовком «Антихрист за работой» «Морнинг Пост», давая свой отклик на московское злодеяние, высказывала убеждение, что –

«у московской камарильи чешутся руки затеять бой, чтобы покончить с христианством в России. Большевики умышленно выбрали день Светлого Праздника всех христиан, чтобы бросить свой вызов... Друзья архиепископа у нас цеплялись за соломинку, искали помощи у лидеров рабочей партии, но мы очень и очень сомневаемся, чтобы слово этих лидеров имело вес в Кремле... И невольно спрашиваешь себя, что думает Ллойд-Джордж и другие покладистые души, которые пошучивали над большевистским варварством и уверяли нас, будто московских комиссаров можно перевоспитать, об этом бьющем в глаза применении большевистской программы. Годы идут, но большевики не меняются. Они были подвергнуты благодетельному влиянию торговли, у них в Лондоне имеется так называемая торговая делегация, и несмотря на такие поощрения, они теперь воздвигли такое беспримерное гонение на христианство и на всех, кто ещё имеет мужество открыто исповедовать его... Убеждённые, что их злое учение восторжествует, они видят в колебаниях Запада лишь признаки близящегося краха христианской цивилизации и свирепствуют пуще прежнего.

И мы не верим, чтобы большевизм допустил когда-нибудь свободное исповедывание христианства в России.

Одно из двух: либо большевизм, либо христианство победит в России. И как ни мрачны сейчас перспективы будущего, мы не сомневаемся в конечном результате» (№ 401).

Одновременно в европейской печати были опубликованы потрясающие подробности казни прелата Буткевича, убитого ночью 31 марта, т.е. в католическую страстную субботу, в подвале Всероссийской чрезвычайки на Лубянке выстрелом в затылок.

Вот два из этих сообщений:

1) «Из достоверного источника передают следующие подробности казни ксендза Буткевича. После вынесения смертного приговора архиепископ Цепляк и о. Буткевич были заключены в строгие одиночки тюрьмы Госполитуправления. Оба смертника обращались несколько раз к коменданту тюрьмы с просьбой разрешить им перед смертью повидаться с остальными осуждёнными. Комендант ответил им, что так как приговор ещё не утверждён президиумом ВЦИКа и участь приговорённых, вероятно, будет смягчена, то никакие свидания не могут быть разрешены. До последнего часа ни архиепископ Цепляк, ни прелат Буткевич не знали об окончательном решении своей участи. Около 5 часов дня 31 марта архиепископу Цепляку было объявлено о замене расстрела 10-тилетним заключением. Цепляк спокойно выслушал это сообщение и спросил об участи Буткевича. Но чекисты в грубой форме ответили архиепископу, что это его не касается. Прелату Буткевичу комендант тюрьмы сообщил, что ВЦИК утвердил смертный приговор и что он должен приготовиться к смерти. Буткевич также спокойно отнёсся к этому известию и попросил свидания с Цепляком и разрешения выслушать мессу. Тюремное начальство согласилось, сказав, что свидание состоится утром 1 апреля в камере архиепископа. Прелат Буткевич успокоился, поняв из этого ответа, что казнь состоится не ранее чем через два-три дня. Но через два часа, около 8 часов вечера комендант в сопровождении чекистов снова вернулся в камеру и заявил Буткевичу, что по распоряжению свыше смертный приговор должен быть немедленно приведён в исполнение. Буткевич молча выслушал коменданта и попросил оставить его на 10 минут в одиночестве, чтобы помолиться. Через 10 минут его вызвали из камеры и повели в подвал смерти. По распоряжению президиума ГПУ к этому времени весь внутренний караул был сменён. На посты у камер и в коридорах вместо солдат особого батальона стали надёжные агенты ГПУ, зорко следившие за тем, чтобы никто из арестованных не видел и не слышал, как осуждённого ведут на расстрел. На месте казни прелат Буткевич перекрестился, благословил палача и двух его помощников, а сам отвернулся к стене, зашептав слова молитвы. Выстрел палача прервал молитву священника»5) (№ 402).

_______________

5) Характерная телеграмма была помещена в своё время в заграничной печати. Текст телеграммы такой: «Из Москвы сообщают о самоубийстве палача Жукова, в течение двух лет находившегося на службе в чека и собственноручно расстрелявшего 2000 человек» (№ 402-а).

2) «Тело прелата Буткевича, вместе с телами казнённых в тот же день 10 бандитов, было отвезено в прозекторскую Яузского госпиталя. При вскрытии найдена одна только револьверная пуля, засевшая в мозгу. Выстрел был дан почти в упор. Это подтверждают уже имеющиеся сведения о способе убивания людей в Российской Социалистической Республике, который зовётся там расстрелом» (№ 403).

Реагировала, наконец, на происшедшее и коммунистическая пресса.

Всеобщее возмущение, ужас и негодование были оценены этой прессой в следующих выражениях: «Международная контрреволюция может орать, сколько ей нравится, она этого решения не изменит, никакой крик не поможет» (№ 403-а). И далее:

«... когда начался процесс Цепляка, среди германского католического «центра», среди польских антисемитов, среди английских консерваторов был поднят шум. Очень возможно, что приказ «делайте шум» был дан из самого средоточия католической реакции, из Ватикана. Во всяком случае, не только католики, но и высшее духовенство других исповеданий почувствовало себя задетым судом над Цепляком и сочло момент удобным для новой атаки на советскую республику. В английской палате лордов архиепископ Кентерберийский, т.е. глава английской церкви, той самой церкви, которая в своё время нещадно рубила головы католикам и преследовала их с такой же энергией, с какой католическая инквизиция преследовала и жгла на кострах протестантов, – так вот этот самый архиепископ Кентерберийский, по самому своему положению являющийся типичным представителем английского «кента» (лицемерия), выступил в палате лордов с запросом по поводу процесса над Цепляком. Его поддержал сиятельный лорд Саденгейм, резко нападавший на советское правительство. От имени кабинета лорд Керзон промямлил какой-то ответ, смысл которого сводился к тому, что английское правительство сделает всё возможное, чтобы и т.д. Даже в чинной палате общин, ещё не закончившей предложения Сноудена о мирном превращении буржуазного общества в социалистическое, благородные представители «Рабочей» партии – из тех, которые недавно обедали у короля, – тоже сочли нужным сделать запрос о «варварских преследованиях религии» в советской России» (№ 404).

По поводу участия честных английских демократов в попытке спасти жизнь осуждённых петроградская «Правда» писала:

«Разве там могут отсутствовать холопы и дурачки из соглашательских партий? Старый честный Ленсбери и Бен-Тернер, вождь английских соглашательских рабочих О'Треди,– все они обеспокоены. Не имея мужества рвать с буржуазией, они, само собой понятно, не имеют мужества рвать и с духовными слугами буржуазии... (...) Старик Бен-Тернер посылает нам следующую телеграмму: «Жизнь человеческая дорога, не вешайте архиепископа» (№ 404-а).

Дальше орган РКП глумится над наивностью г. Бен-Тернера. Выступление польского премьер-министра квалифицировано следующим образом:

«Среди хора хулителей советской республики резко выделяется визгливый тенор пана Сикорского, председателя совета министров Польши. Совершенно очевидно, что польские паны хотят на деле Цепляка нажить политический капиталец... Впрочем, рассердившийся польский Юпитер невольно высунул кончик своего ушка, и признания пана Сикорского только подтверждают наше подозрение, что в лице подсудимых польских епископов и ксендзов мы имеем дело с агентурой государств, враждебных нашей республике» (№ 405).

Смягчение участи приговорённого к смертной казни архиеп. Цепляка, замена казни 10-тилетней каторжной коммунистической «изоляцией» вызвали появление в главном правительственном органе следующих строк:

«Эта мягкость советской власти не должна никого вводить в заблуждение. Пусть все знают, что каким бы флагом ни прикрывалась активная контрреволюция, она встретит беспощадный отпор со стороны советской власти» (№ 405).

*   *   *

Читайте продолжение, 6-ю часть публикации

УКАЗАТЕЛЬ ИСТОЧНИКОВ

№ 330-в – Телеграмма польск. Телеграфного Агентства от 12 мая 1922 года.

№ 331 Постановление Президиума Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета от 9 декабря 1921 года.

№ 332 – «Известия ВЦИК» от 15 марта 1922 года.

№ 333 – Заявление быв. Российского посланника в Королевстве СХС Кн. Г. Н. Трубецкого в передаче телеграфного агентства «Русспрес».

№ 333-а – «Руль» № 798.

№ 335 – «Известия ВЦИК» (по газете) «За свободу» № 84 (825) от 17-го апреля 1923 года.

№ 336 – «Известия ВЦИК» № 90 (1827) от 25 апреля 1923 года.

№ 337 – «Известия ВЦИК» № 87 (1824) от 24 апреля 1923 года.

№ 338 – «Известия ВЦИК» от 13 мая 1023 года.

№ 339 – «Последние Новости» № 643 от 21 апреля 1923 года

№ 340 и № 340-а – «Известия ВЦИК» № 84 1922 года.

№№ 341, 341-а и 341-в – «Известия ВЦИК» № 97 (1834) от 4 мая 1923 года.

№ 342 – Телеграмма кард. Мерсье.

№ 343 – Ответ французского посланника в Гельсингфорсе.

№ 344 – Ответ английского министерства иностр. дел Еп. Серафиму.

№ 345 – Письмо поверенного по делам Америки в Финляндии.

№ 346 – Письмо Президента Германской Республики.

№ 346-а – Из «Тан» (по газ. «За Свободу»).

№ 346-в – «Таймс» от 1 июня 1922 года.

№ 347 и № 348 – «Правда» (Москва) № 89 от 24 марта 1923 года.

№ 349 – «Правда» № 55 от 11 марта 1923.

№ 350 – Телеграмма агентства Гавас от 13 февраля 1923.

№ 351 –«Правда» № 55 от 11 марта 1923.

№ 352 – Телеграмма агентства Гавас от 22 марта 1923.

№ 353 – по газете «Последние Новости» № 899 от 25 марта 1923.

№ 354 – «Правда» № 63 от 22 марта 1923.

№№ 355 –356 – «Известия ВЦИК» № 67 (1804) от 27 марта 1923.

№ 360-а – «Таймс» от 29 марта 1922.

№№ 360 –363 – Телеграммы Польского Телеграфного Агентства от 28 и 29 марта 1923.

№ 364 – Телеграмма кард. Мерсье (по газете «Последние Новости» № 892).

№№ 365 –368 – Сообщения Польского Телеграфного Агентства.

№ 369 – «За Свободу» № 71 (812) от 28 марта 1923.

№№ 370–373 – №№-ра соответствующих газет за первую неделю апреля месяца 1923 года.

№ 374 – «Последние Новости» № 882 из «Таймс».

№ 375 – По газете «Руль» № 709 от 29 марта 1923 года.

№ 376 – По газете «За Свободу» № 70 (811) от 27 марта 1923 года.

№ 387 – «Известия ВЦИК» № 70 (811) от 30 марта 1923 года.

№ 388 – Нота Великобританского правительства по «Таймсу».

№ 389 – «Известия ВЦИК» № 73 (1810) от 6 апрля 1923 года.

№ 390 – «Известия ВЦИК» № 73 (1810) от 6 апреля 1923 года.

№ 391 и № 392 – «Правда» (Москва) № 78 от 11 апреля 1923 года.

№ 393 – По газете «За Свободу» № 83 (824).

№ 394 – Резолюция Польского Сейма.

№№ 395-401 – №№-ра соответствующих газет за первую неделю апреля месяца 1923 года.

№ 402 – «За Свободу» № 79 (820) от 11 апреля 1923 года. 402-а – «Последние Новости» № 818 от 19 декабря 1922 года.

№ 403 – Из газ. «Ржечь Посполита» № от 14 апреля 1923 года.

№ 403-а и № 404-а – «Правда» (Петроград).

№ № 404–405 – «Известия ВЦИК» № 70 (1807) от 30 марта 1923 года.



Российский триколор 2010 «Golden Time»

Назад Возврат На Главную Кнопка В Начало Страницы


 

Рейтинг@Mail.ru