Александр Хоменков

НАУКА ПРОТИВ МИФОВ

ТАЙНА ЖИВОЙ МАТЕРИИ

4. 6. 9. «Скрытые параметры» живой материи

Известно, что «огромное влияние, которое в свое время Нильс Бор оказывал на физику, объяснялось прежде всего не его публикациями, а тем, что он постоянно обсуждал со своими коллегами принципиальные проблемы квантовой теории, не имевшие, как он знал, легкого решения» (Гейзенберг). В то же время, Бор не всегда был успешен в популяризации своих идей и развитии их в философской плоскости. Более того – Бор был «настолько небрежен в своей терминологии при описании отношения субъекта к объекту, что иногда его можно упрекнуть в агностицизме, иногда в субъективном идеализме, но чаще всего в позитивизме» (Марков). Действительно, «сложность и многозначность боровского литературного стиля не способствует точному истолкованию его взглядов» (Алексеев). В то же время смутно выраженные Бором идеи были в достаточной мере развиты его единомышленниками и последователями – уже упоминаемыми нами Максом Борном и, особенно, – Вернером Гейзенбергом. Не зря ведь бытует мнение, что Нильс Бор «был повивальной бабкой Гейзенберга-философа» (Ахутин). Бор был старше Гейзенберга и на одиннадцать лет раньше его удостоен Нобелевской премии – в 1922 году.

Развиваемые школой Бора представления о реальности можно выразить следующим образом: «скрытые параметры» квантовой механики не могут являться объектом научного изучения из-за ограниченных возможностей самого научного метода. Они находятся в области трансцендентного, хотя этот термин, видимо из-за позитивистской, антиметафизической атмосферы, царящей во времена создания квантовой механики, представителями копенгагенской школы не применялся. Аналогичным образом создатели квантовой механики, как уже говорилось в предыдущем разделе, относились и к проблеме корпускулярно-волнового дуализма, где характер познаваемой реальности определялся способом ее инструментального выявления. Поэтому самым главным гносеологическим уроком квантовой механики можно считать представления о существовании принципиальных ограничений в научном методе. В своих исследовательских устремлениях мы всегда имеем дело с некой неполной проекцией онтологической реальности на наши познавательные возможности, проекции, возникающей вследствие того неустранимого субъективного элемента, который присущ любой форме научного познания.

Это же можно сказать и о характере наших познавательных устремлений в области релятивистской физики, которая, как уже было нами отмечено, выявляет аналогичные «проективные черты» в нашем восприятии пространства и времени. Эти неотъемлемые категории нашего повседневно-житейского восприятия, теряют в рамках теории относительности свою абсолютность и становятся зависимыми от скорости наблюдателя и распределения материи. Можно говорить о том, что картина пространственно-временной реальности всегда связана с условиями ее постижения, с тем путем, которым человек к этой реальности приближается. Боровский стиль мышления действует и в этой области. Что же касается привычной для нас картины окружающей нас пространственной трехмерности, то эта трехмерность является важнейшим для нас, но все же не единственным способом выявления пространственной онтологии – вспомним о четырехмерном пространственно-временном континууме теории относительности.

Наконец следует вспомнить и об описанных выше трех подходах к проблеме физического миропонимания – геометрическом, теоретико-полевом и реляционном, каждый из которых, судя по всему, имеет определенные права на свое существование и определяется тем, каким образом исследователь пытается приблизиться к решению великой загадки мироустроения.

Все эти изменения в представлениях о реальности можно проиллюстрировать на уже знакомом для нас образе платоновской пещеры. Нами уже было приведено[1] толкование Дж. Джинсом этого поэтического образа, согласно которому «стены пещеры, в которой мы заключены, есть пространство и время». С этими пространственно-временными «стенами» тесно связаны и воспринимаемые нами «тени», являющиеся в рамках такой картины материальными объектами нашего мира. Однако научный метод, при определенном уровне своего развития, позволил человечеству рассматривать отображение «теней» не только на задней стене пещеры, которую можно соотнести с привычной для нас сферой нашего повседневно-житейского опыта и с окружающей нас пространственной трехмерностью. Научный метод позволил заглянуть и на «боковые стены пещеры» – в отдаленные от нашей трехмерной повседневности сферы физической реальности. Здесь «тени» стали вести себя причудливым образом, свидетельствуя о том, что принципы мироустроения весьма далеки от идеалов наивного реализма. «Узники», вглядываясь в поведение этих «теней», стали сомневаться, что перед ними реальность в том абсолютном смысле, который они вкладывали в это понятие в период классического естествознания, когда перед их взором предстояла только «задняя стена» их «пещеры».

К этому выводу их подтолкнули и обнаруженные ими принципиальные пробелы в их знании о закономерностях движения микрообъектов, которые, как оказалось, невозможно восполнить по причинам принципиального характера – из-за того, что исследователи всегда имеют дело со своего рода «тенями», а не с настоящей, онтологической реальностью. Время наивного реализма для наиболее вдумчивых и независимых в своих суждениях исследователей окончилось. Стало ясно, что картина реальности в современном точном естествознании «является двуплановой, представляя собой сочетание научных и методологических компонентов. Это означает, что эта картина есть не только картина мира исключительно в форме объекта "самого по себе", но и картина его познания. Она включает, помимо характеристик объектов (научных компонентов), и характеристики измерительных познавательных процедур (методологические компоненты)» (Алексеев).

Психологически наиболее трудным в возникшей ситуации является перенос таких представлений о реальности из отдаленных от нашей повседневности областей физического опыта, где существуют явные намеки на трансцендентность, в область нашего повседневно-житейского опыта, где этих намеков нет, и где существуют привычные для всех стереотипы ориентации в окружающем нас пространственно трехмерном мире. Человеку труднее всего осознать тот факт, что этот окружающий его мир не обязательно должен являться чем-то абсолютным, и в этой своей абсолютности не допускающим существования своей трансцендентной «подосновы».

Свидетельством существования таких психологических трудностей является, в частности, то упорство, с каким современные биологи очень часто отстаивают свою материалистическую позицию. Стереотипы наивного реализма и связанного с ним сциентизма проявляются в этой сфере с настойчивостью, достойной лучшего применения. Хотя эти ученые и признают наличие парадоксов в материалистическом видении принципов организации живой материи, но не видят адекватных способов разрешения этой неадекватной ситуации. И корни этой биологической неадекватности всецело связаны с тем общемировоззренческим фоном, который лежит в основе размышлений ученых о тайне живой материи. Ключом к раскрытию этой тайны, к упразднению парадоксальности биологических представлений является изменение самой структуры мышления, признание в этой области исследований «скрытых параметров» живой материи, аналогичных «скрытым параметрам» квантовой механики.

Только удалившись от стереотипов наивного реализма и признав наличие таких «скрытых параметров», мы можем надеяться и на адекватное понимание сущности жизни. Сам же термин «скрытые параметры» живой материи более адекватно отражает положение дел в этой области научно-философских представлений, по сравнению с термином «биологическое поле». Ведь любое поле подразумевает возможность своей регистрации. Однако фактор, направляющий течение молекулярных процессов внутри живой клетки, такими свойствами уже не обладает – об этом свидетельствует весь опыт научных изысканий в этой области. Здесь логичнее проводить параллель не с физическими полями классической физики, но со «скрытыми параметрами» квантовой механики.

Сама возможность существования этих «скрытых параметров» живой материи вытекает из гносеологической позиции «реализма с трансцендентостью», которую, фактически, и отстаивали представители копенгагенской школы. Согласно этой гносеологической позиции человек со своими психофизическими особенностями всегда включен в картину познаваемой им «объективной реальности». Картина этой «объективной реальности» во всех областях человеческого опыта – от объектов микромира до масштабов астрономических объектов и релятивистских скоростей – пропитана «общечеловеческим субъективизмом». И мы не можем в процессе познания тайн мироздания абстрагироваться от этих общечеловеческих оков нашей природы, оставляющих возможность для существования трансцендентного. Мы должны всегда помнить об этих оковах, даже если наш повседневно-житейский опыт не предоставляет нам никаких свидетельств об их существовании.

Осознанию этой проблемы может способствовать весь опыт осмысления квантовомеханических проблем. Действительно, по словам Гейзенберга, «легче привыкнуть к понятию реальности в квантовой теории в том случае, если нет привычки к наивному материалистическому образу мыслей, господствовавшему в Европе еще в первые десятилетия нашего века» – имеется в виду век двадцатый. Эту же позицию разделяли и другие выдающиеся ученые ХХ столетия. Так, Макс Планк писал в свое время о том, что «современная физика особенно поразила нас тем, что подтвердила существование реальности за пределами нашего чувственного восприятия; есть задачи и вопросы, при решении которых эта реальность имеет бóльшую ценность, чем самые драгоценные сокровища из мира чувственного опыта». Ведь именно эта трансцендентная реальность может быть соотнесена не только с традиционными для витализма понятиями энтелехии и «биологического поля», но и с традиционным для христианства представлением о Божественных энергиях, а значит – и о Божественной благодати.

Все эти понятия оставались вне рамок той «научной картины мира», которая сформировалась в предыдущие столетия и которая, отрицая наличие трансцендентной реальности, до сих пор довлеет над человечеством. В самом деле, как утверждал в свое время Макс Планк, «наука не может постигнуть главную тайну мироздания. И все потому, что мы сами являемся частью загадки, которую пытаемся разгадать». Ведь мы не можем освободиться от тех оков «общечеловеческого субъективизма», который накладывает свой отпечаток как на характер наших познавательных вопрошаний, так и на полученные в ходе этих вопрошаний мировоззренческие ответы.

Эти принципиальные ограничения не позволяют нам постигнуть как «скрытые параметры» квантовой механики, так и «скрытые параметры» живой материи, ибо эти ограничения заложены в саму структуру познавательного процесса. Из-за этих принципиальных ограничений наше знание о мире – в том числе мире живой природы – не может претендовать на обладание онтологической полнотой. Наше знание о молекулярных закономерностях живого вещества явно недостаточно для того, чтобы упразднить биологические парадоксы и составить онтологически полную картину жизни. С живой протоплазмой сопряжен фактор, находящийся за пределами досягаемости научного метода.

Итак, современная физика со всей определенностью стала свидетельствовать о невозможности отделения картины познаваемой реальности от наших познавательных возможностей. «Попытка мыслить природу, исходя из самой себя – программа, заложенная на заре эпохи модерна, – себя исчерпала. Физика, лишенная понимания, отрезанная от метафизических, от трансцендентных источников... обречена на… бесконечные блуждания» (Севальников).

Эти блуждания во многом связаны с неадекватными попытками реконструкции мировоззренческой полноты на основании чисто научных данных, то есть на основании того, что изначально эту полноту в себе содержать не может.

Здесь по-своему проявляется старая истина, выраженная в свое время Антуаном Экзепюри: «самого главного глазами не увидишь».

И не только глазами, но и приборами.
 
 

Примечания

[1] Подраздел 4.3.2.

 

   
 

Российский триколор  © 2015 А. Хоменков. Все права защищены. Revised: марта 25, 2020


 

Рейтинг@Mail.ru