Александр Хоменков

ОКОЛОНАУЧНЫЕ МИФЫ: ПРОШЛОЕ, НАСТОЯЩЕЕ, БУДУЩЕЕ

Источник: «Православная беседа», 2016/02
 

Люди привыкли доверять науке. Но это доверие часто приводит к довольно печальным результатам, – к появлению различных околонаучных мифов, оказывающих крайне пагубное влияние на жизнь общества. И материализм в этом глобальном явлении является лишь очередной вехой, уже почти пройденной человечеством. Но на его примере можно многому научиться. Ведь впереди человечество, судя по всему, ожидают не менее глобальные потрясения, связанные с новыми формами околонаучного мифотворчества.
 

«Колоссальная мистификация»

К концу XIX столетия механистическая картина мира, взлелеянная трудами многих поколений натурфилософов, начала трещать по всем швам, подталкивая своих апологетов к срочному поиску методов ее спасения. Вскоре было объявлено о том, все трудности механицизма можно преодолеть, если овладеть так называемым диалектическим методом мышления. В итоге появился так называемый диалектический материализм, созданный трудами Карла Маркса, Фридриха Энгельса и Владимира Ульянова (Ленина). Сам же диалектический метод мышления был ими позаимствован у известного немецкого философа Георга Фридриха Гегеля (1770–1831).

Гегель охарактеризовал свою философию как «универсальную и неотразимую мощь, пред которой ничто не может устоять, сколь бы надежным и стабильным оно себя ни мнило». Такая амбициозность, видимо, и привлекла внимание марксистов, перед которыми стояла задача спасения пошатнувшегося материалистического учения. И эта гегелевская амбициозность выросла не на пустом месте. Ведь Гегель в свое время был назначен своего рода «придворным философом» при прусском правителе Фридрихе Вильгельме III и усердно защищал его интересы философскими методами. Известный британский философ Карл Поппер (1902–1994) охарактеризовал философию Гегеля как «апологию пруссачества» и доктрину, согласно которой «право на стороне силы». Защищая это право на службе своему работодателю, Гегель и создал свой диалектический метод, который позднее переняли и марксисты. В этой гегелевской и послегегелевской (марксистско-ленинской) диалектике было объявлено о нахождении тех логических правил, пользуясь которыми можно постичь все тайны бытия. К этим тайнам, якобы раскрываемым диалектикой, были причислены и биологические законы, а заодно – и законы социальные, постижение которых, по мнению диалектиков-материалистов, открывало дорогу к построению идеального общества.

Впрочем, уже некоторые современники Гегеля обратили внимание на явные черты неадекватности, присутствующие в писаниях этого придворного философа. Одним из них был известный немецкий философ Артур Шопенгауэр (1788–1860), лично знакомый с Гегелем, и предложивший использовать в качестве эпиграфа к философским сочинениям Гегеля шекспировские слова «язык сумасшедшего и отсутствие мозгов». «Я разумею хитрый прием – утверждал Шопенгауэр – писать темно, т. е. непонятно: вся суть заключается собственно в таком преподнесении галиматьи, чтобы читатель думал, будто – его вина, если он ее не понимает».

В целом же, по словам Шопенгауэра, «так называемая философия этого Гегеля – колоссальная мистификация, которая и у наших потомков будет служить неисчерпаемым материалом для насмешек над нашим временем… она – псевдофилософия, расслабляющая все умственные способности, заглушающая всякое подлинное мышление и ставящая на его место с помощью беззаконнейшего злоупотребления словами пустейшую, бессмысленнейшую и потому, как показывают результаты, умопомрачительнейшую словесную чепуху». Более того, Шопенгауэр делает о Гегеле весьма примечательный вывод:

«Кто может читать его наиболее прославленное произведение, так называемую "Феноменологию духа", не испытывая в то же время такого чувства, как если бы он был в доме умалишенных, – того надо считать достойным этого местожительства».

Но именно подобный стиль мышления Гегеля и был положен в основу так называемого диалектического материализма, в соответствии с канонами которого пытались выстроить жизнь целых народов. При этом бросается в глаза то, что зачатки проявившихся в тоталитарных системах ХХ столетия признаков неисправимости (некоррегируемости) бредовых переживаний можно обнаружить и у самого Гегеля. Когда этому философу указывали на то, что положения его натурфилософии противоречат фактам, он говорил: «тем хуже для фактов».
 

Неизбежность представлений о трансцендентном

В диалектическом материализме, также как и в философии Гегеля, реальные мировоззренческие проблемы не решались, но лишь погружались в «диалектический туман» пустопорожних разговоров. В частности, источник специфических свойств живых существ, который христианская традиция связывала с Божественными энергиями, в этом «тумане» маскировался расплывчатыми разговорами о «качественных скачках» в развитии материи. Но при этом было объявлено об отмежевании в этом учении от нелепостей механицизма и редукционизма. Однако это отмежевание было лишь хитрым «диалектическим» приемом, псевдофилософской фикцией. Не зря ведь в фундаментальном труде «Философская энциклопедия», изданном в России в шестидесятых годах ХХ столетия в объеме пяти томов, такая фундаментальная тема как «редукционизм» просто отсутствует. Эту ситуацию можно сравнить с тем, как если бы в изданной в это же время исторической энциклопедии отсутствовала бы тема «Вторая мировая война».

Такие тенденции ухода от реальных мировоззренческих проблем можно встретить не только в диалектическом материализме. Так, в семидесятые годы ХХ столетия южно-африканский биолог Сидни Бреннер, сетуя о трудностях материалистического понимания биологических проблем, писал о том, что для преодоления этих трудностей «в ближайшие четверть века нам придется обучать биологов новому языку».

Все эти тенденции псевдорешения важнейших мировоззренческих проблем связаны с тем, что современные ученые в своем подавляющем большинстве не в состоянии воспринять представления об управляющем жизненными процессами трансцендентном факторе – Божественных энергиях. Накопив огромный материал о специфических свойствах живой материи, и осознав невозможность понять эти свойства с позиции механистического подхода, современная научно-философская мысль оказалась в неком подвешенном состоянии.

Современное науковедение, кстати, утверждает, что результаты наблюдений ученых приобретают статус фактов только тогда, когда наполняются некоторым теоретическим смыслом – объясняются какой-либо теорией. Вспомним, хотя бы, об истории с метеоритами, которые были изъяты из всех британских музеев и признаны несуществующими Французской Академией наук пока их право на существование не было доказано теоретическим путем. Среди борцов с «метеоритными предрассудками» оказались такие известные ученые, как Пьер Лаплас (1749–1827) и Антуан Лавуазье (1743–1794).

Тот научный материал, который свидетельствует против понимания живой материи просто как сложно организованной физико-химической системы, гораздо более абстрактен и менее осязаем, чем изъятые из музеев метеориты. Сколько бы не накапливала биология такого материала, материалистически настроенные ученые всегда будут искать возможности тем или иным способом «изъять» этот материал из научного обихода. Любые данные в пользу существования трансцендентного фактора, управляющего течением жизненных процессов, никогда не получат статус чего-то заслуживающего серьезного научного внимания, пока ученые не найдут место для этого организующего начала в системе своих представлений о мире.

С точки зрения христианского мировоззрения, уникальные свойства живой материи связаны с воздействием на эту материю Божественных энергий. В то же время эти Божественные энергии не могут быть исследованы научным методом, поскольку имеют внепространственно-вневременную природу. По словам св. Дионисия Ареопагита, Божественная Первопричина мира «находится за пределами всякого объема и измерения».

Но как ввести в научно-философский обиход представления о том, что относится к области трансцендентного и что наука не может исследовать по определению?
 

«Копенгагенский» стиль мышления

Принципиальный шаг в этом направлении был сделан создателями квантовой механики, объединенными в так называемую копенгагенскую научно-философскую школу. Свое название эта школа получила по месту жительства ее основателя и лидера – известного датского физика Нильса Бора (1885–1962). Кроме Бора наиболее значительный вклад в осмысление научно-философских проблем современности внесли его два последователя – Вернер Гейзенберг (1901–1976) и Макс Борн (1882–1970).

Представители копенгагенской школы, пытаясь постигнуть тайны микромира, пришли к выводу о том, что научное знание обладает принципиальной неполнотой, которую не сможет в дальнейшем преодолеть никакой научно-технический прогресс. Наука, в соответствии с представлениями этих ученых, всегда имеет дело не с объективной реальностью в строгом значении этого понятия, а с проекцией объективной реальности на наши психофизические особенности восприятия и их продолжение в приборах. Вследствие этого и возникает принципиальная неполнота «научной картины мира».

Частным случаями такой неполноты является корпускулярно-волновой дуализм элементарных частиц. Известно, к примеру, что при одном способе наблюдения свет проявляет себя как поток движущихся частиц, при другом – как распространяющиеся в пространстве волны. Неизбежно возникает вопрос: каков же он в реальности? Ведь, как справедливо отметил Вернер Гейзенберг, «обе картины, естественно исключают друг друга, так как определенный предмет не может в одно и то же время быть и частицей (то есть субстанцией, ограниченной в малом пространстве) и волной (то есть полем, распространяющимся в большом объеме)». В то же время, по словам Макса Борна, «оба эти представления лишь способы выражения явления, которое в целом недоступно нашей способности восприятия». Они являются лишь своего рода двумя проекциями трансцендентной реальности на наши средства наблюдения.

Этот же стиль мышления проявился и при подходе к проблеме интерпретации статистического характера квантово-механических законов. По словам Вернера Гейзенберга, «статистические закономерности, как правило, означают, что знание соответствующей физической системы неполно. Самый известный пример – игральная кость». И именно такая неполнота знания о системе, по словам Гейзенберга, «неизбежно оказывается неотъемлемой частью всякого квантовомеханического утверждения».
 

Макс Борн занимал в этом вопросе аналогичную позицию:

«Современная механика, – писал он, – также считает, что в природе все происходит по точным законам. Она отрицает лишь то, что знание этих законов достаточно, чтобы предсказать будущее с определенностью или даже управлять им».

В соответствии с таким подходом, мы не можем рассматривать реальность микромира в отрыве от наших грубых и не вполне адекватных этой реальности методов познания. Это подразумевает наличие в нашем познавательном процессе принципиальных ограничений, подразумевает существование «за» исследуемой нами картиной реальности области трансцендентного.

В целом же, согласно «копенгагенскому» стилю мышления, современной науке «пришлось вообще отказаться от объективного – в ньютоновском смысле – описания природы». На самом деле описание природы всегда уже предполагает присутствие человека, который никогда не может абстрагироваться от своих познавательных возможностей. Поэтому, «мы должны помнит, что то, что мы наблюдаем, – это не сама природа, а природа, которая выступает в том виде, в каком она выявляется благодаря нашему способу постановки вопросов» (Гейзенберг).
 

О природе пространства и времении

Такой стиль мышления проявляет свою продуктивность далеко за пределами квантово-механических проблем. Возьмем, к примеру, область релятивистских представлений, затрагивающих такие важнейшие для научно-философского осмысления действительности категории как пространство и время. После создания теории относительности перед учеными возник вопрос о том, как относиться к ее основному теоретическому объекту – четырехмерному пространственно-временному континууму. Ведь логика развития релятивистских представлений подталкивает нас к мысли, что лишь четырехмерный мир, совокупность событий в пространстве-времени, абсолютен, тогда как пространство и время зависят от выбора системы отсчета, от способа рассечения четырехмерного целого. И многие ученые заняли именно такую позицию.

Однако другие представители научно-философской мысли стали настаивать на том, что четырехмерный мир теории относительности есть не более чем схема, не отражающая никакой реальности, что этот мир носит искусственный, формальный характер.

Какая же реальность пространства и времени все же является «настоящей» – та, которую мы воспринимаем нашими органами чувств, или же та, которая выступает в виде плодотворной теоретической конструкции современной физики?

С точки зрения копенгагенского стиля мышления этот вопрос не имеет смысла, поскольку мы ни в том, ни в другом случае не можем абстрагироваться от наших познавательных возможностей и говорить об объективной реальности вне контекста наших познавательных устремлений. При одном «способе постановки вопросов» наш мир будет предстоять перед нами в виде нашей повседневно-житейской очевидности, при другом – в виде плодотворной физической конструкции. Но в любом случае мы не можем абсолютизировать результаты нашего опыта и говорить о них как о некой последней, онтологической реальности. Этот вывод важен для понимания того, что может существовать реальность внепространственно-вневременная находящаяся «за пределами» привычного для нас образа восприятия пространства и времени, теряющих, при таком подходе, свой абсолютный смысл.

Об этой же утере свидетельствуют и современные научно-философские споры о том, сколько измерений имеет наше пространство «на самом деле». Дело в том, что многие современные физические концепции могут быть плодотворными только при применении математического аппарата, включающего в себя дополнительные пространственные измерения. Возникает вопрос – как следует относиться к этим дополнительным измерениям – как к «настоящим» или же как к формальными математическим построениям? И сколько измерений имеет наше пространство «на самом деле» – три пространственных и одно временное, или же столько, сколько их существует в плодотворных физических концепциях??

Этот вопрос с позиции копенгагенских представлений о реальности также не имеет смысла. Кроме привычного для нашей повседневности взгляда на пространственную трехмерность, могут существовать и иные, научно оправданные способы постановки и решения этого же вопроса. Пространственная трехмерность в этом случае также теряет свой абсолютный смысл и допускает существование «за» своими пределами область трансцендентной, формообразующей реальности.

Альтернативный подход к этой проблеме, абсолютизирующий непосредственно воспринимаемые человеком пространство и время, заслуживает название наивного реализма. И его господство в период развития классического естествознания неизбежно приводило к материалистическому мировоззрению. В самом деле, – если реальность нашего мира исчерпывается тем, что находится внутри пространственно-временных рамок, то все движущие и формообразующие силы материальных объектов следует искать не иначе как в глубине материи, в составных частях сложного – в характере движения атомов и молекул. Это и есть самый банальный материализм. Отказ от такой наивно-реалистической позиции автоматически приводит и к отказу от материалистических представлений во всех его разновидностях. Вернер Гейзенберг писал по этому поводу следующее::

«С точки зрения здравого смысла нельзя ожидать, что мыслители, создавшие диалектический материализм более ста лет назад, могли предвидеть развитие квантовой теории. Их представления о материи и реальности не могут быть приспособлены к результатам нашей сегодняшней утонченной экспериментальной техники».
 

Новый виток околонаучного мифотворчества

Прошло уже более полувека с тех пор как представители копенгагенской школы сформулировали свои представления о физической реальности. Их интерпретация квантово-механических проблем является доминирующей в современной физике. Исследователи отмечают, что именно копенгагенская школа указала путь дальнейшего развития физики – в последние десятилетия «физика развивалась в основном по пути, предложенному Бором, и на этом пути были достигнуты серьезные успехи» (С. В. Илларионов).

Но удивительное дело – тот общемировоззренческий контекст, которой сопутствовал конкретно-физическому прорыву при создании квантовой механики, со временем как-то странно отошел в тень и уступил место совершенно иным построениям. В философской литературе, посвященной этой проблеме, еще несколько десятилетий назад писалось о том, что «победившая боровская линия в настоящее время если не умерла, то по крайней мере законсервировалась» и «идеи Бора не ассимилированы научным сообществом физиков во всей их глубине и полноте, не говоря уже о методологах физики» (И. С. Алексеев). Более того, отмечено, что «мы утратили видение боровского подхода к революции в науке XX века», так что «уникальные взгляды Бора почти повсеместно либо полностью остаются непонятыми, либо искажаются при рассмотрении» (К. Хукер).

Эти искажения иногда носят довольно экстравагантный характер. Так, недавно была выдвинута концепция «цивилизации элементарных частиц», каждая из которых обладает свободной волей и самостоятельно решает как ей вести себя в той или иной экспериментальной ситуации. Автор концепции (Р. С. Нахмансон) даже высказал надежду на налаживание контакта с этой цивилизацией и предложил хитроумный эксперимент с целью выработки у элементарных частиц условного рефлекса на внешние раздражители.

Еще раньше студентом Принстонского университета Хью Эвреттом была выдвинута другая, не менее экстравагантная концепция «множественности вселенных». Согласно этой концепции каждое квантово-механическое измерение «раскалывает» мир на копии, причем каждая из них является реально существующей, однако не наблюдаемой из нашего мира, поскольку существует в иных пространственно-временных измерениях. Американский физик-теоретик Брайс де Витт (1923–2004) писал о своей первой реакции на эту концепцию следующим образом:

«Я до сих пор помню потрясение, которое испытал, впервые ознакомившись с теорией множественности миров. Идея о том, что каждое мгновение из меня появляется 10 в 100-ой степени слегка отличающихся друг от друга двойников, и каждый из них продолжает беспрестанно делиться, пока не изменится до неузнаваемости, не укладывается в рамки здравого смысла. Вот уж поистине картина бесконечно прогрессирующей шизофрении».

Действительно, специалисты описывают, что при некоторых формах этого психического заболевания, у больного возникают представления, в соответствии с которыми «люди являются дубликатами существ, живущих на других планетах» (В. П. Руднев). Впрочем, аналогичные представления возникают и при некоторых формах паранойяльного расстройства личности. Так, в «Толковом словаре психиатрических терминов» (В. М. Блейхер, И. В. Крук) можно прочесть о существовании так называемого «бреда двойников», при котором возникают переживания по поводу «наличия двойников больного, одного или нескольких лиц, ведущих совершенно независимую от него жизнь и нередко совершающих позорящие его действия».

Весьма примечательно то, что де Витт преодолел первый шок от знакомства с концепцией множественности миров и даже включился в ее популяризацию, став одним из наиболее активных ее сторонников. Здесь мы, судя по всему, сталкиваемся уже с тем, что можно соотнести с таким традиционным психиатрическим понятием, как индуцированное помешательство…

Брайс де Витт оказался далеко не единственной жертвой этого процесса. Хотя большинство физиков до сих пор рассматривают концепцию Эверетта «как математический сюрреализм, однако среди молодого поколения ее популярность продолжает расти», так что многие авторы относятся к ней «с уважением, признавая ее настолько же правдоподобной, как и доминирующую Копенгагенскую теорию» (Р. А. Уилсон).
 

Является ли наша Вселенная голограммой?

Еще большей популярностью пользуется в настоящее время так называемая концепция «голографической вселенной», выдвинутая известным английским физиком Дэвидом Бомом (1917–1992) и известным американским нейрофизиологом Карлом Прибрамом (1919–2015). Согласно взглядам этих ученых, «наша осязаемая повседневная реальность на самом деле – всего лишь иллюзия, наподобие голографического изображения». Все окружающие нас явления – это своего рода «призрачные картинки-проекции, спроецированные из некоего уровня реальности, который находится далеко за пределами нашего обычного мира – настолько далеко, что там исчезают сами понятия времени и пространства» (М. Талбот).

Такие взгляды завоевали в последние годы довольно большую популярность среди разношерстных любителей мистики. На основании концепции «голографической вселенной» осуществляются попытки объяснения всяческих таинственных явлений, начиная областью медицины и психологии и кончая феноменами телепатии и НЛО. В растиражированных изданиях по нетрадиционной науке и медицине на этом основании предлагаются рецепты изменения мира путем напряжения мысли. В самом деле, если внешний мир – это нечто произвольное от сознания человека, то почему бы не попробовать его изменить в нужную для человека сторону волевым усилием. Таким образом, изначальные оккультные истоки феномена околонаучного мифотворчества, проявившиеся еще в эпоху становления механистического мировоззрения, стали легализоваться в современных формах этого явления.

Концепцию «голографической вселенной» можно критиковать по ряду чисто научных соображений, в частности – из-за отношения ее создателей к проблеме реальности пространства и времени. Если в контексте копенгагенского стиля мышления эти категории должны нести в себе некий сплав объективных и субъективных характеристик, то с точки зрения сторонников концепции «голографической вселенной» объективные характеристики в этих категориях полностью отсутствуют и остаются лишь характеристики субъективные, связанные с деятельностью человеческого сознания. По словам Д. Бома, «мы сами конструируем пространство и время». Однако Бом и его последователи не учли, что более двухсот лет назад такие же представления были выдвинуты известным немецким философом Иммануилом Кантом (1724–1804). Однако кантианские представления о природе пространства и времени оказались несовместимыми с последующим ходом развития точного естествознания – подробнее этот вопрос разобран автором этих строк в четвертой главе книги «Тайна живой материи».

Со стороны представителей академической науки были выдвинуты и другие серьезные претензии к концепции «голографической вселенной». Но это построение, как и прочие околонаучные мифы, оказалось крайне невосприимчивым к критике. Возможно, не последнюю роль здесь играет тесная связь этой концепции с духовными течениями оккультной направленности, которые, как известно, пагубно влияют на рациональное начало в человеке. При этом концепция «голографической вселенной» является далеко не единственным примером современных околонаучных спекуляций, связанных с возрождением магии и оккультизма. Не углубляясь в эту тему, отметим, что мы в настоящее время являемся свидетелями тектонических сдвигов в области околонаучного мифотворчества: мифы материалистической ориентации постепенно уходят со сцены и уступают свое место околонаучным мифам пантеистической окраски. В этих мифах можно обнаружить следующие три доминирующие мировоззренческие тенденции:

– Первоосновой бытия является некое безликое начало, разлитое во Вселенной и способное быть сконцентрированным в отдельных личностях. Личностным «богом» является тот человек, который в достаточных количествах сумеет впитать в себе этой безликой энергии.

– Окружающий нас мир феноменов является скорее порождением нашего же сознания, чем объективной реальностью. В человеке заложены потенциальные возможности управления этим миром простым напряжением мысли или же некими магическими манипуляциями.

– Мир эволюционирует на основании не слепого случая, а заложенных в его безликой первооснове скрытых закономерностей. Эти скрытые закономерности способны привести к эволюционному появлению «сверхлюдей», обладающих уникальными магическими способностями.

В своей совокупности отмеченные здесь тенденции являются стимулом для развития языческого взгляда на мир и оккультно-магической практики, деформирующей психику и вызывающей неадекватное поведение как отдельно взятого человека, так и всего социума. В ХХ столетии наиболее ярким примером такой деформации явилось национал-социалистическое движение в Германии. Имеются данные, что на изучение различных оккультных практик Третий Рейх затратил больше средств, чем на реализацию своего атомного проекта.

Впрочем, во времена Третьего Рейха пантеистические тенденции в околонаучном мышлении еще не обладали всесильным господством над умами. К тому, что произошло в те времена в Германии, следует относиться как к относительно небольшому в исторических масштабах инциденту, призванному предупредить человечество о том, что его может ожидать в будущем. Ведь деформация человеческого сознания под воздействием «оккультных наук» может стимулировать некритическое восприятие широкими массами соответствующих околонаучных мифов. В то же время такое некритическое восприятие способно со своей стороны стимулировать занятие оккультизмом и магией. На языке кибернетики это называется положительной обратной связью – два параллельных процесса взаимно усиливают друг друга, что приводит к лавинообразному развитию ситуации.